Толкование собственного вымысла

Об оспаривании Разъяснения Комиссии ФПА РФ по этике и стандартам по вопросу применения п. 1 ст. 17 КПЭА

Рассказывая коллегам о позиции Федеральной палаты адвокатов РФ по иску АП Удмуртской Республики, я из раза в раз удивляюсь тому, что обсуждаем мы в общем-то вымыслы истца, а не действительное положение дел. Тем более это странно для адвокатов, основная работа которых – обращение к первоисточникам. Но, кажется, никто не только не читал документы, опубликованные на сайте ФПА в разделе «Документы», но и само Разъяснение КЭС.

Логика Разъяснения КЭС

Итак, в последнем судебном заседании истец (АП УР) дополнил основания заявленного иска: он отмечает, что в оспариваемом Разъяснении нет указания на норму КПЭА, толкование которой Комиссией по этике и стандартам устанавливает запрет на обращение в органы государственной власти с требованием проведения контрольно-проверочных мероприятий в отношении адвокатского самоуправления.

Другими словами, к истцу постепенно приходит осознание того, что этот «запрет» является результатом его собственного толкования, которое не соответствует не только смыслу, но и тексту оспариваемого Разъяснения.

В действительности, в тексте Разъяснения не содержится ни одного запрета и ни одного указания на необходимость привлечения к дисциплинарной ответственности. Несколько цитат, раскрывающих «чистую логику» Разъяснения:

«Кроме того, пункт 5 статьи 9 Кодекса профессиональной этики адвоката содержит принципиальное указание о том, что в любой ситуации, в том числе вне профессиональной деятельности, адвокат обязан сохранять честь и достоинство, избегать всего, что могло бы нанести ущерб авторитету адвокатуры или подорвать доверие к ней, при условии, что принадлежность адвоката к адвокатскому сообществу очевидна или это следует из его поведения».

Из этого следует вывод:

«… поведение адвоката вне профессиональной деятельности, которое наносит ущерб авторитету адвокатуры или подрывает доверие к ней, может квалифицироваться органами адвокатского самоуправления в качестве нарушения правил профессиональной этики при условии, что принадлежность такого лица к адвокатскому сообществу очевидна или это следует из его поведения».

И определяются указания для дисциплинарных органов, которые исходят из вышеизложенной позиции сообщества и необходимости рассматривать каждую такую ситуацию как чрезвычайное происшествие.

«Указанные нарушения законодательства об адвокатуре и адвокатской деятельности и норм профессиональной этики адвоката должны становиться поводом для дисциплинарного реагирования уполномоченных органов адвокатского самоуправления и возможного привлечения адвокатов к дисциплинарной ответственности».

Таким образом, условием привлечения к ответственности является причинение ущерба авторитету адвокатуры и подрыв доверия к ней, а не само обращение адвокатов в правоохранительные органы. Оценка наличия признаков такого нарушения отнесена к исключительной компетенции адвокатской палаты субъекта и подвержена последующей судебной проверке. Поэтому в Разъяснении мы видим не указание на ответственность, а только лишь требование дисциплинарного реагирования уполномоченных органов сообщества. Такими органами являются последовательно вице-президент, президент, квалификационная комиссии, Совет палаты.

И решение ни одного из этих органов не предрешается оспариваемым Разъяснением.

С учетом того, что такое обращение создает угрозу вторжения в принцип независимости адвокатуры, который является механизмом реализации конституционного права на квалифицированную юридическую помощь, каждый такой случай должен рассматриваться на предмет наличия или отсутствия в действиях адвоката допустимого повода для возбуждения дисциплинарного производства.

Таким образом, позиция АП УР с последними уточнениями оснований иска приобрела логическую завершенность в опровержении доводов, на которых она же и основана.

Краткие выводы

1. В оспариваемом Разъяснении не содержится как такового запрета на обращение в государственные органы. Вывод о наличии запрета является результатом собственного неправильного толкования, придаваемого АП УР. Собственно, истец оспаривает возможное правоприменительное толкование того толкования, которое дано КЭС этическим нормам об авторитете адвокатуры.

2. Ранее истец сослался на позицию КС РФ, изложенную в Постановлении от 28 февраля 2008 г. № 3-П, согласно которой нормы, аналогичные имеющимся в оспариваемом им Разъяснении КЭС, но только в отношении судей, признаны соответствующими Конституции. Поскольку основанием для применения мер дисциплинарной ответственности является не само по себе обращение, а наличие признаков нарушений этических требований, допущенных при таком обращении.

3. Адвокатское сообщество вправе давать нравственные оценки мотивам и целям поведения адвокатов, которые используют статус адвоката и тем самым авторитет сообщества, для достижения собственных целей, затрагивающих основополагающие принципы профессии. Такие ограничения являются, по сути, нашими договоренностями по отношению друг к другу и отражают специфику и уникальность сообщества. Ведь не будем же мы со ссылкой на конституционное право на свободу вероисповедания осуждать церковь, лишившую сана священника, заявляющего, что бога нет.

Этика не приемлет простых формальных схем

Таким образом, никакого запрета на обращение в Разъяснении КЭС нет. Тем более там нет запрета на сообщение о преступлении. Если адвокату известно о хищении, грабеже, разбое и т.п., совершенном другим адвокатом или хоть президентом палаты, никто никогда не запретит ему обращаться.

В Разъяснении говорится о других очевидных вещах. В тех случаях, когда использование формального правомочия вторгается в баланс важных для корпорации ценностей, когда таким обращением может быть нанесен ущерб базовым принципам функционирования профессионального сообщества, мы вправе давать нравственные оценки таким действиям. И здесь важны не столько формальное соответствие требованиям закона, сколько сущностные обстоятельства: мотивация, контекст, целеполагание и т.д. К примеру, никто не обязан давать в долг, но это не мешает нам считать безнравственным гедониствующего толстосума, отказавшего голодающему родственнику в небольшой ссуде. Или навязший в зубах пример: в 1937 г. многие реализовали свое конституционное право на обращение. Однако это не мешает нам осуждать их действия с нравственной точки зрения, опираясь на мотивы и контекст.

Не умея убедить в своей правоте коллег, апологеты Разъяснений, игнорируя значимость наших базовых ценностей, обращаются за помощью к тем, чью беспристрастность и объективность только что подвергали жесточайшему сомнению. Компетенция адвокатского сообщества по контролю за хозяйственной деятельностью своих же органов управления передается нашим процессуальным оппонентам, которые и без того пытаются найти рычаги давления на несговорчивых адвокатов, независимость от которых провозглашена в качестве механизма реализации конституционного права на квалифицированную юридическую помощь. При этом они обращаются не как граждане, а как адвокаты. То есть, опираясь на авторитет сообщества, используя его. А раз так, то мы вправе давать этические оценки таким действиям.

И что мы получаем. Если это соответствует политическим целям обратившихся, то они считают нормальным формулировку обвинения: «с целью совершения хищения путем сообщения недостоверных сведений о невозможности аренды иного выгодного для организации помещения…» или типа: «неустановленные лица, заключившие договор аренды с собственной тещей».

Нужно понимать, что поддержанные адвокатами двойные стандарты дают право нашим оппонентам выбирать удобный для них стандарт. Если сегодня адвокаты в своей политической борьбе приветствуют передачу контроля от органов корпорации уголовно-репрессивным органам за разумностью и экономической обоснованностью хозяйственной деятельности органов самоуправления адвокатурой, какое моральное право эти же адвокаты будут иметь заявлять о недопустимости криминализации вопросов своей гонорарной практики или рисков хозяйственной деятельности собственных доверителей? То есть, когда гражданско-правовые вопросы необоснованно переносятся в уголовную плоскость.

Конечно, очень хочется свести все до простых схем формальной реализации права. Но в области этики так не бывает.