Никто не может быть судьей в собственном деле. И я не сплю в гробу без носков

Правила добросовестной публичной дискуссии не допускают передергиваний доводов оппонента. Они же как минимум предполагают внимательное прочтение критикуемого текста. Вне соблюдения этих правил разговор получается странный, порой сходный с недобросовестной попыткой внушить окружающим нечто, далекое от действительности. Порой – просто абсурдный. Но многое можно поправить. Что я и попытаюсь сделать.

В своем блоге вице-президент АП Московской области М.Н. Толчеев заявляет о якобы исходящей от меня адвокатуре «угрозе». Коллега находит возможным интерпретировать мою позицию следующим образом: если адвокатское сообщество примет по вопросу расширения предмета регулирования КПЭА за пределы профессии «не устраивающее меня» (Д. Талантова) решение, то я-де «обращусь за внешней помощью». Поневоле вздрогнешь, прочитав такое! И поверишь в уместность эпитетов, которыми наделяет мои действия Михаил Николаевич: «неоправданная агрессия», «конфликтное поведение». Уж не войска ли НАТО я призывают на родную землю? Перечитываю свой текст. Да вроде нет такого… Всего лишь говорю о возможности судебного оспаривания потенциально неправомерного решения. И даже не в заграничной Гааге. В нашем российском суде. Нечего сказать, своеобразный уровень уважения к праву демонстрирует хороший юрист, коим, без сомнения, является М.Н. Толчеев. А я-то грешным делом верил до сего дня, что суд является компетентным органом по разрешению правовых споров, а не «третьим участником» конфликта, как мало уважительно именует его мой оппонент… Это, кажется, правовым нигилизмом называют, да? Если мягко. До сих пор суждения, что «хождение в суд – не пацанское дело» мне приходилось слышать лишь от лиц вполне определенного типа.

Идем дальше. Михаил Николаевич пишет: «Дмитрий Николаевич вдруг выдает патетическое восклицание о том, что ему по аналогии с осуждением романа в советские времена предлагают дать оценку решениям дисциплинарных органов Адвокатской палаты Московской области по делу И.Л. Трунова… И.Л. Трунов состоял в АПМО, а Д.Н. Талантов – в АП Удмуртской Республики. И мы не приглашали его осуждать или поддерживать решения наших коллегиальных органов».

Согласитесь, тональность для публичного разговора коллег, состоящих в единой корпорации, достаточно неожиданная. Но не в этом дело, стерпим. В моем блоге не было ни строчки, в которой я сетовал бы на то, что меня не пригласили для обсуждению дела Трунова в чужую для меня палату. Это действительно было бы крайне глупой затеей. А писал я, вспоминая историю с «Доктором Живаго», совершенно о другом! О том, что невозможно в профессиональном сообществе обсуждать судебное решение (по делу Трунова), не видя его текст. Если М.Н. Толчеев не верит – пусть прочтет мой блог еще раз. Абзац пятый.

Перечисление прочих передергиваний прекращу за крайней скукой этого занятия. В таких ситуациях обычно принято говорить: «Предложенный уровень дискуссии не позволяет мне принимать в ней дальнейшее участие».

Но позволить себе такой роскоши в отношении обсуждения возможных изменений КПЭА я не могу. По причине крайней значимости и даже «судьбоносности» поднятого уважаемым Г.К. Шаровым вопроса.

А теперь было бы просто здорово, если читатель возьмет в руки некий виртуальный карандаш и поставит напротив каждого приведенного ниже тезиса «плюс» или «минус». Так сильно полезней будет.

1. Вопрос центральный. Ратуя за распространение норм КПЭА за сферу профессии, Г.К. Шаров видит «окончательное разрешение вопроса» способом исключения из Кодекса пункта 4 статьи 20 следующего содержания: «Не могут являться допустимым поводом для возбуждения дисциплинарного производства… жалобы, обращения и представления указанных в настоящей статье лиц, основанные на действиях (бездействии) адвоката, (в том числе руководителя адвокатского образования, подразделения), не связанных с исполнением им профессиональных обязанностей». Вы «против» или «за» инициативу уважаемого коллеги? Я лично против. Мотивы высказывал многократно. Основной – если мы действительно согласимся с такой постановкой вопроса, то профессиональная корпорация превратится во что-то среднее между товарищеским судом и министерством адвокатуры (или, по Оруэллу, министерством правды). С гигантскими рисками неоправданного давления на неугодных коллег со стороны долго и страшно перечислять кого.

2. Вопрос сущностный. Что мы должны разуметь под названными в Кодексе «профессиональными обязанностями адвоката»? Приведенный М.Н. Толчеевым пример дисциплинарного проступка в виде невнесения взносов на содержание корпорации весьма хорош. И я действительно рассматриваю эту обязанность, как косвенно связанную с оказанием юридической помощи. И уж точно в качестве обязанности профессионального свойства. Поскольку без создания обеспечиваемой этими взносами материальной базы функционирование палаты невозможно. А следовательно, невозможна организация квалифицированной юридической помощи, которая и есть суть профессиональных обязанностей адвоката. Поэтому разрешение вопроса кроется в адекватном определении и описании круга «профессиональных обязанностей» адвоката, непосредственно связанных с предметом его деятельности – оказанием юридической помощи. А профессиональные обязанности – это действительно предмет регулирования КПЭА. Стою ровно на этом тезисе. А вы?

3. «Вопрос Трунова» и судебного решения по его делу. Применительно к состоявшемуся судебному решению мне глубоко до лампочки, что представляет собой Игорь Леонидович в человеческом плане. И какими мотивами он руководствуется в своей деятельности. В этом смысле меня нисколько не возбуждают рассказы о его личной жизни, которых я по горло наслушался с момента выхода своей публикации. Простите, друзья, но у меня совсем другая ориентация. Она определяется девизом, уже десять лет украшающим сайт нашей палаты: «В правосудии нельзя отказать никому». Теперь думаю, что девиз следует дополнить словам «включая Трунова».

Вовсе не личность Трунова была предметом судебного решения, а вопрос соотнесения субъективно понимаемого узкокорпоративного интереса и гражданских свобод. Применительно к пределам дозволенной в демократическом обществе критики. И с решением суда я солидарен. А если оно не совпадает с чьим-то представлением об интересах корпорации, то позвольте мне оставить собственное мнение при себе. И об этом решении, и об интересах родной корпорации. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока сторонники «широкого подхода к пределам регулирования КПЭА» в виде обязательного согласования публичных выступлений адвокатов с Советами адвокатских палат не победили. И покуда мы не добились полной и окончательной независимости от судебной системы, которая, как оказалось, более склонна к уважению гражданских свобод, чем некоторые профессиональные правозаступники.

4. Собственно, это и есть вопрос четвертый. И, заметьте, не я этот разговор начал. Большую часть своей статьи Геннадий Константинович посвятил обоснованию недопустимости судебного обжалования принятого в адвокатских палатах по дисциплинарному производству в отношении адвоката решения по, так сказать, его сущностным критериям. По мнению уважаемого коллеги, решение Совета по лишению адвоката статуса тоже должно быть по сути окончательным. Судебной проверке может быть подвергнуто исключительно соблюдение юридикотехнических процедур дисциплинарного производства.

Как тут быть с известным правовым принципом:«Никто не может быть судьей в собственном деле» – ума не приложу. Ведь правовой конфликт происходит между, условно говоря, корпорацией в лице его органа и членом этой корпорации. Например, в случае Трунова, когда он был лишен статуса именно за критику корпорации и ее руководства. И что же – в такой ситуации окончательное решение вопроса за «руководящим органом»? Странная получается история.

Ссылка коллеги на пункт 4 статьи 18 КПЭА не убеждает. В этой норме всего лишь написано: «Применение к адвокату мер дисциплинарной ответственности, включая прекращение статуса адвоката, является предметом исключительной компетенции Совета». Но никто и не говорит, что применением к адвокату мер дисциплинарной ответственности должны заниматься нотариусы или сантехники. Применение меры ответственности и ее последующее обжалование в суд – вещи совершенно разные.

Если вдруг одержит победу упомянутая точка зрения – мы одни такие «независимые» в России будем. Даже при Сталине милиционеры могли жаловаться в суд на начальство. Только, судя по происходящему, эта независимость может обернуться созданием монструозной организации, члены которой станут ходить исключительно строем. С учетом возможного расширения пределов регулирования КПЭА – даже по приватным делам. Я, может быть, и драматизирую, но от дополнительной гарантии безопасности в виде возможности привлечения «третьей силы» (по классификации М.Н. Толчеева) все же не откажусь.

Отвечать на четвертый вопрос анкеты не обязательно. Поскольку и без этого нет никакого сомнения, что государство сомнительного суверенитета не потерпит.

***

Уже почти закончил текст, когда появился посвященный моей скромной персоне блог советника ФПА РФ Василия Раудина под заголовком «Разве честь и достоинство больше не в моде?».

Отвечаю Господину Советнику по списку:

– Я не сплю в гробу, в том числе без носков.

– Я не думаю, что являюсь гением. Причем не только по отсутствию названных выше признаков.

– У меня больше двух сторонников.

– Я думаю, что утверждение господина Раудина «Правилу распространения Кодекса профессиональной этики на поведение адвоката вне профессии исполнилось 14 лет», по меньшей мере, не монтируется с предложением Г.К. Шарова об исключении из Кодекса пункта 4 статьи 20, согласно которому «не могут являться допустимым поводом для возбуждения дисциплинарного производства… жалобы, обращения и представления… основанные на действиях (бездействии) адвоката… не связанных с исполнением им профессиональных обязанностей». Но если уважаемому советнику ФПА эта норма не мешает считать, что пределы регулирования Кодекса безбрежны, то и я не против – давайте оставим все как было. И пусть каждый из нас думает, как ему хочется. Тем более что в 99% палат это правило истолковывается адекватно.

– Я тоже не был в Мавзолее.

– Честь и достоинство по-прежнему в моде.

Кстати. Эта мода подразумевает недопустимость публичного профессионального диалога с применением избыточно-гаерского тона.

(См., например, блог В. Раудина «Пражская зима»).

Впрочем, из этого правила наверняка существует исключение для хорошо сориентированных ревнителей нравственности.

Поэтому – ну ровно никаких претензий!

Иных смыслов в материале коллеги я не уловил.