Нвер Гаспарян

Советник ФПА РФ, адвокат Адвокатской палаты Ставропольского края

Вопреки мнению адвоката и доверителя

АП Санкт-Петербурга подготовила десять Разъяснений актуальных вопросов, возникающих в деятельности полномочных представителей Адвокатской палаты Санкт-Петербурга по защите профессиональных прав адвокатов.

Следует отдать должное достойным коллегам из Северной столицы, которые по праву удерживают призовые места в высшей лиге борьбы за права адвокатов, изобретая все новые и новые виды защитных вооружений.

Нет никаких сомнений в том, что в последнее время вокруг сообщества сложились предпосылки, актуализирующие предлагаемые нововведения, которые в большей своей части могут быть эффективны и полезны в других палатах.

Однако я вполне определенно не стал бы использовать одно из них.

Сразу хотел бы уточнить, что не собираюсь вторгаться в компетенцию органов адвокатского самоуправления Санкт-Петербурга, которые, сообразуясь с принципами независимости, самоуправления и корпоративности, приняли на заседании Совета такое разъяснение, а лишь высказываю свою точку зрения.

Так, согласно Разъяснению № 2: «Совершение полномочными представителями действий, которые они обязаны предпринять в соответствии с выявленными фактами нарушения профессиональных прав адвокатов в соответствии с п. 2.1 «Положения о полномочных представителях», не должно ставиться в зависимость от мнения адвоката, профессиональные права которого были нарушены, мнения его доверителя (вне зависимости от того, отразился ли факт нарушения прав адвоката на процессуальных или материальных интересах). В отдельных (исключительных) случаях отступление от общего правила возможно лишь по решению организационного бюро полномочных представителей, принятому после консультации с президентом палаты».

По смыслу данного разъяснения мнение адвоката и его доверителя, как правило, не учитывается полномочными представителями.

Согласно ст. 2 Конституции РФ государство принимает на себя обязанность обеспечить права и свободы граждан, возбудить уголовное преследование в отношении лица, совершившего преступление, независимо от условий, при которых последнее имело место, безотносительно от желания или нежелания на то пострадавшего (потерпевшего).

В этом заключается принцип публичности и в нем выражается государственное начало уголовного процесса, суть которого в том, что защита общества и граждан от преступных посягательств является важной и ответственной обязанностью правоохранительных органов, а не делом самих граждан.

Но если для государства отказ от учета мнения граждан, потерпевших в уголовных делах публичного обвинения, оправдан, то распространять принцип публичности на адвокатуру, на мой взгляд, нет никаких оснований.

Принципиальная разница заключается в том, что в уголовном процессе потерпевший, как правило, юридически необразован, а адвокат, напротив, является независимым профессиональным советником по правовым вопросам и сам способен разобраться, что ему выгодно, а что нет. Кроме этого, в уголовном процессе осуществляется судопроизводство по преступлениям, представляющим повышенную общественную опасность, и поэтому государство не может оставаться безучастным и положиться на мнение потерпевшего, а вот нарушения профессиональных прав адвокатов сами по себе преступлениями не являются, некоторые из них могут ими стать, но в подавляющем числе случаев не становятся.

Как мне представляется, отказ учитывать мнение самого адвоката при принятии решения о защите его прав сам по себе как раз и нарушает права адвоката, поскольку изначально именно его профессиональные интересы пострадали от действий должностных лиц, и именно он вправе определять свою процессуальную судьбу.

При таком подходе невольно напрашивается аналогия, когда адвокат воспринимается как малолетний недееспособный, не имеющий права осуществлять свои полномочия без своих законных представителей, в роли которых выступают так называемые полномочные представители.

Данное разъяснение самым прямым образом нарушает принцип независимости адвокатуры, согласно которому адвокат самостоятельно принимает решения и осуществляет действия, входящие в круг его профессиональных полномочий, а попытки вмешательства в деятельность адвоката недопустимы.

Ахиллесовой пятой Разъяснения № 2 является отказ учитывать не только мнение самого адвоката, но и мнение его доверителя.

Вся конструкция законодательства об адвокатуре построена на первостепенном учете интересов подзащитного, а сама адвокатская профессия задумана именно для защиты обвиняемого в совершении преступления.

А если совершение полномочными представителями действий, которые они обязаны предпринять в соответствии с выявленными фактами нарушения профессиональных прав адвокатов, будет ухудшать интересы стороны защиты? Разве можно такое допустить?

Например, адвоката безосновательно принудительно доставили к следователю и допросили в качестве свидетеля по уголовному делу. Полномочные представители палаты, действуя в интересах адвокатского сообщества, обжаловали и признали незаконным этот привод и допрос, а в нем содержались в том числе и показания, оправдывающие обвиняемого и подтверждающие факты допущенных нарушений в отношении последнего, которые были бы важны в дальнейшем судебном разбирательстве.

Мне могут возразить тем, что полномочные представители есть наиболее подготовленные и квалифицированные адвокаты, способные в каждом конкретном случае разобраться, стоит ли жаловаться.

Между тем в условиях непредсказуемого отечественного уголовного процесса нередко имеют место случаи, когда обжалование, казалось бы, абсолютно незаконного процессуального решения или действия оказывается не только нерезультативным, но и вредным для подзащитного, что заранее спрогнозировать не смогут даже самые прозорливые и титулованные коллеги. Они попросту могут ошибиться и тем самым усугубить безрадостное положение защищаемого лица.

Согласно п. 3 ч. 4 ст. 6 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации»: «Адвокат не вправе занимать по делу позицию вопреки воле доверителя, за исключением случаев, когда адвокат убежден в наличии самооговора доверителя».

Разъяснение позволяет полномочным представителям игнорировать волю доверителя, то есть совершать то, что категорически не разрешается самим адвокатам.

В комментарии «АГ» председатель Комиссии по защите профессиональных прав адвокатов АП Санкт-Петербурга Сергей Краузе указал, что представитель палаты не является защитником адвоката, у которого проводится обыск или осмотр, а представляет интересы сообщества, поэтому при нарушении закона следственными органами не связан желанием коллеги или его защитника.

Не могу согласиться с уважаемым мною коллегой и соратником, поскольку, если внимательно посмотреть на ч. 1, 3 ст. 450.1 УПК РФ, там ничего не указывает и даже не намекает на участие члена совета палаты в ходе обыска, выемки или осмотра именно в интересах адвокатского сообщества.

Данная процессуальная норма была введена с вполне определенной целью – не допустить разглашения адвокатской тайны при производстве обыска у конкретного адвоката, поскольку разглашение повредит интересам доверителя. Прямыми интересантами от такого участия как раз и являются адвокат и его подзащитный, чьи мнения в разъяснении почему-то игнорируются.

И лишь в качестве косвенного выгодоприобретателя выступает адвокатское сообщество в лице своих палат, которые призваны, согласно ч. 4 ст. 29 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», защищать интересы своих адвокатов.

Разъяснение настораживает еще и тем, что вопреки Федеральному закону «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» и КПЭА на адвокатской арене появляется новый властный субъект – организационное бюро полномочных представителей, чьи решения выше не только мнения адвоката и его доверителя, но и президента палаты. Такой вывод вытекает из последнего предложения разъяснения: «В отдельных (исключительных) случаях отступление от общего правила возможно лишь по решению организационного бюро полномочных представителей, принятому после консультации с президентом палаты».

Получается, что президент палаты удостаивается возможности лишь проконсультироваться с полномочными представителями, но окончательное решение принимает бюро.

Такой новаторский подход очевидно противоречит ч. 1 ст. 31 Закона об адвокатуре, согласно которому Совет адвокатской палаты является коллегиальным исполнительным органом адвокатской палаты, а согласно п. 10 ч. 3 ст. 31 Закона именно Совет защищает социальные и профессиональные права адвокатов.

Однако в Разъяснении № 2 новый орган – организационное бюро полномочных представителей – вытеснил Совет палаты из процесса защиты прав адвокатов, а президенту палаты отвел лишь скромное место с правом совещательного голоса, и это произошло, по иронии судьбы, на основании как раз решения Совета палаты от 15 августа 2019 г. (Протокол № 9).

Как мне представляется, вся деятельность комиссий по защите прав адвокатов должна осуществляться в соответствии с действующими адвокатскими нормами и при первоочередном учете мнения самих адвокатов, чьи права и были нарушены, а также их доверителей. Только тогда эта деятельность будет эффективной и позволит избежать явных и скрытых конфликтов интересов.

Несмотря на возникающие в публикации вопросы, Разъяснения актуальных вопросов в деятельности полномочных представителей АП Санкт-Петербурга вполне работоспособны и представляют собой смелую попытку противопоставить систематическим фактам нарушений прав адвокатов новые формы корпоративной защиты.