О судебной реформе

Реформа апелляционного производства в гражданском процессе – нереализованная возможность

С 1 октября 2019 г. вступил в силу Федеральный закон от 28 ноября 2018 г. № 451-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации», серьезно меняющий гражданское процессуальное законодательство.

Новое регулирование в определенной степени затрагивает институт апелляционного производства.

Наиболее заметным изменением является образование апелляционных судов общей юрисдикции, которые станут судами второй инстанции в отношении не вступивших в законную силу судебных актов, принятых судами субъектов РФ в качестве суда первой инстанции. Вряд ли, однако, можно оценивать его как кардинальное применительно именно к гражданскому судопроизводству: количество дел, рассматриваемых судами субъектов РФ в первой инстанции, является незначительным в сравнении с мировыми судьями и районными судами.

В системе с другими аналогичными поправками, касающимися обязанностей по рассылке процессуальных обращений, закрепляется необходимость самостоятельного направления заявителем апелляционной жалобы ее копий и прилагаемых документов другим лицам, участвующим в деле.

Не является существенной новеллой правило ст. 325.1 ГПК РФ, предусматривающее возможность возвращения дела в суд первой инстанции в случаях, если им не были рассмотрены заявление о восстановлении пропущенного срока на подачу апелляционных жалоб, представления, замечания на протокол судебного заседания, заявление о вынесении дополнительного решения.

В течение длительного времени на практике в сходных случаях использовался институт так называемого снятия дела с рассмотрения, впоследствии поддержанный Верховным Судом РФ в постановлении Пленума от 19 июня 2012 г. № 13 «О применении судами норм гражданского процессуального законодательства, регламентирующих производство в суде апелляционной инстанции». В абз. 3–4 п. 19 указанного постановления разъясняется, что «судья суда апелляционной инстанции при наличии информации о поступлении других апелляционных жалоб, представлений, если ранее поступившие апелляционные жалоба, представление еще не приняты к производству суда апелляционной инстанции, возвращает дело сопроводительным письмом в суд первой инстанции для совершения процессуальных действий, предусмотренных статьями 323, 324, 325 ГПК РФ.

Если ранее поступившие апелляционные жалоба, представление уже приняты к производству суда апелляционной инстанции, то суд апелляционной инстанции при наличии информации о поступлении других апелляционных жалоб, представлений применительно к статье 169 ГПК РФ откладывает разбирательство дела и при необходимости совершения процессуальных действий, предусмотренных статьями 323, 324 и 325 ГПК РФ, возвращает дело в суд первой инстанции, о чем выносит соответствующее определение».

В итоге напрашивается вывод, что применительно к апелляционному производству устанавливаются фрагментарные изменения, характера реформы не имеющие.

Безусловно, реформаторство самоцелью являться не может, однако в целом имеются основания рассматривать и существующую, и ожидаемую стадии апелляции как неконцентрированные. Расконцентрированность в данном случае понимается как несоответствие стадии принципу концентрации, содержание которого обосновано проф. Е.А. Борисовой и рядом других ученых[1], отсутствие сосредоточения процессуальных действий как в компетенции апелляционного суда, так и на этапе достижения цели стадии процесса.

Как действующее, так и послереформенное регулирование апелляционной процедуры далеко не в полной мере нацелено на решение задачи оптимального пересмотра не вступивших в законную силу судебных постановлений путем повторного рассмотрения по существу. Напротив, оно сохраняет ряд позиций, которые иногда непросто объяснить с помощью логики.

Один из наиболее заметных и ущербных для практики моментов – распределение апелляционных функций между судами первой и апелляционной инстанций.

Структура апелляционного производства определена таким образом, что начальные этапы стадии – возбуждения производства по апелляционной жалобе и (частично) подготовки к рассмотрению дела в суде апелляционной инстанции – реализуются судом первой инстанции.

Суд первой инстанции, действуя на этапе возбуждения производства по апелляционной жалобе, проверяет ее на предмет соблюдения порядка подачи, требований к форме и содержанию, при наличии оснований оставляет ее без движения либо возвращает.

На этапе подготовки к рассмотрению дела суд первой инстанции в соответствии со ст. 325 ГПК РФ направляет лицам, участвующим в деле, копии апелляционной жалобы, обеспечивает принятие от них возражений и ознакомление с материалами дела, после чего направляет дело в суд апелляционной инстанции.

Довольно показательно, что ГПК РФ не предусматривает вынесения определения о возбуждении производства по апелляционной жалобе, что для действующего регулирования вполне логично. Было бы странно, если бы такое процессуальное решение принимал суд первой инстанции – не будучи вправе рассматривать апелляционное обращение, он не вправе и принимать его к производству. Вынесение же подобного определения судом апелляционной инстанции после того, как жалоба не была возвращена или оставлена без движения, в отношении нее уже совершен комплекс процессуальных действий, и она передана для рассмотрения по существу, выглядело не менее странно.

Верховный Суд РФ в названном постановлении Пленума от 19 июня 2012 г. № 13 «О применении судами норм гражданского процессуального законодательства, регламентирующих производство в суде апелляционной инстанции» понятие принятия к производству в суде апелляционной инстанции использует, но довольно условно. Речь не идет ни о вынесении соответствующего судебного постановления, ни о совершении процессуального действия, имеется в виду некое фактическое принятие уже «принятой» апелляционной жалобы к производству. При этом, как отмечалось выше, не исключается возвращение дела в суд первой инстанции, и определение совершенно иной судьбы апелляционной жалобы.

Наличие института некоего «фактического» принятия апелляционной жалобы взамен принятия очевидного и ясного процессуального решения нарушает положение о процессуальной определенности (участник процессуальных отношений вправе знать процессуальную судьбу своего обращения, а не догадываться о ней), при этом не является единственной проблемой действующего регулирования.

Принцип концентрации, да и обычная логика предполагают, что апелляционные функции, включая распорядительные полномочия в отношении апелляционной жалобы, должны находиться исключительно в компетенции суда апелляционной инстанции. В том числе и потому, что к функциям суда первой инстанции – к рассмотрению дела по существу – не может быть отнесено определение процессуальной судьбы действий, направленных на реализацию права на судебное обжалование.

Безусловно, в техническом отношении апелляционная жалоба должна подаваться через суд первой инстанции, с тем чтобы она поступала в суд второй инстанции либо с делом, либо, в случае подачи частной жалобы? – с относящимися к обжалованию материалами. Однако направление дела в вышестоящую инстанцию должно быть единственной функцией суда первой инстанции на стадии апелляционного пересмотра, определенной исключительно местом нахождения дела. Нет ни теоретических оснований, ни логических предпосылок для передачи апелляционных функций, распорядительных полномочий в отношении жалобы суду первой инстанции. Между тем, к примеру, восстановление пропущенного срока на подачу апелляционной жалобы – в чистом виде функция суда апелляционной инстанции, и она не должна ни передаваться в ведение суда первой инстанции, ни контролироваться им.

У проблемы есть очевидный для практикующих юристов прикладной аспект. «Делегирование» апелляционных полномочий позволяет участникам процесса манипулировать их перераспределением, «изобретать» и привлекать к участию в деле новых участников, чьи права якобы нарушены судебным актом, обжаловать посредством частных жалоб определения суда первой инстанции по вопросам оставления жалобы без движения, восстановления пропущенного срока и т.д. и тем самым серьезно затягивать срок апелляционного рассмотрения, задерживать вступление судебного акта в законную силу.

Не учитывается в действующем процессуальном регулировании, что действия по подготовке к направлению дела в суд первой инстанции, пересылке, принятию и распределению, назначению к слушанию занимают достаточно процессуального времени, чтобы стремиться их избежать. 

В литературе встречаются эмоциональные, но тем не менее очевидные и понятные оценки действующего порядка перераспределения апелляционных полномочий: «Недобросовестному участнику процесса (видимо, проигравшему дело в первой инстанции) только и нужно, что подговорить любых лиц подавать жалобы на решение в качестве лиц, не привлеченных к участию в деле, после истечения срока на обжалование, но с ходатайством о восстановлении этого срока. Несмотря на то что они могут вообще никаким образом не относиться к делу, получив жалобу, суд первой инстанции должен сообщить об этом суду апелляционной инстанции, а тот должен снять жалобу с рассмотрения и направить дело в суд первой инстанции для разрешения вопроса о принятии жалобы к производству. Даже с учетом того, что заявителю будет отказано, это дает недобросовестному участнику процесса минимум два-три месяца отсрочки. Но ведь определение об отказе в восстановлении срока само может быть обжаловано, да и никто не мешает найти еще одного заявителя апелляционной жалобы»[2].

В литературе отмечается, что в практической деятельности судов апелляционной инстанции сложился широкий перечень основания для возвращения дела в суд первой инстанции[3].

Н.А. Батурина обращает внимание, что «суды апелляционной инстанции возвращают материалы дела в суд первой инстанции, если апелляционная жалоба была подана по истечении установленного срока обжалования решения суда, судом первой инстанции не были разрешены ходатайства лиц, подавших апелляционную (частную) жалобу, в решении суда не исправлены описки или явные арифметические ошибки, судом первой инстанции не был решен вопрос о принятии дополнительного решения, апелляционная жалоба была подана лицом, не имеющим полномочий на обжалование судебного постановления, есть необходимость проведения служебной проверки (например, по факту нарушения тайны совещательной комнаты), имеется необходимость дооформления материалов дела, а также по ряду других причин»[4].

Думается, практическая инерция, основанная на уже сложившихся традициях, расширит определенный законом перечень оснований возвращения дела в суд первой инстанции дополнительными обстоятельствами, и институт будет использоваться во многих случаях, когда у апелляционной инстанции появится возможность возложить выполнение организационно-распорядительных полномочий на суд первой инстанции.

Объяснения причин сохранения в процессуальном законе институтов передачи части апелляционных функций судам первой инстанции довольно спорны.

В период, когда способом проверки судебных постановлений, не вступивших в законную силу, было кассационной производство, необходимость делегирования функций суда второй инстанции в какой-то степени объяснялась отсутствием аппарата и технических возможностей. В настоящее время, после реформирования системы пересмотра судебных постановлений и определения апелляции как способа пересмотра путем повторного рассмотрения дела по существу, этой проблемы не существует. В составе аппарата суда субъекта РФ действуют помощники судей, в заседании суда апелляционной инстанции ведется протокол (ч. 5 ст. 327 ГПК РФ).

Помимо этого, необходимость передачи суду первой инстанции организационно-распорядительных полномочий объясняли необходимостью обеспечить реализацию права на обжалование определений, выносимых в отношении апелляционной жалобы: об оставлении без движения и т.д. Довод не представляется убедительным, поскольку право на обжалование могло бы быть реализовано и иными способами, например путем установления процедуры рассмотрения частных жалоб в том же суде, судебной коллегией в ином составе судей, либо передачи полномочий по проверке определений суда апелляционной инстанции, созданным в соответствии с Федеральным законом от 28 ноября 2018 г. № 451-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» апелляционным судам общей юрисдикции.

Иных причин для делегирования апелляционных функций нет.

Думается, имеются достаточные основания утверждать о необходимости концентрации всех апелляционных полномочий в суде апелляционной инстанции. Такой вариант реформирования процессуального порядка пересмотра судебных постановлений, не вступивших в законную силу, позволил бы добиться существенной экономии процессуальных средств, более чем заметного сокращения сроков апелляционной проверки, и самое существенное – приблизил бы для участников процесса реальную защиту их нарушенных прав – вступление судебных постановлений в законную силу и их исполнение.

   

---

[1] См.: Борисова Е.А. Проверка судебных актов по гражданским делам. М.: Городец, 2005. С. 147; Малюкина А.В. Концентрация процесса – основа своевременного и правильного рассмотрения гражданского дела. М.: Городец, 2009. С. 40.

[2] См.: Латыев А.Н. Концепция единого Гражданского процессуального кодекса России: взгляд с другой стороны // Вестник гражданского процесса. 2015. № 1. С. 46–70.

[3] См.: Спиричева О.А. Существенные различия арбитражного и общегражданского процесса, влияющие на скорость судебного разбирательства // Администратор суда. 2019. № 1. С. 7–11.

[4] Батурина Н.А. Возвращение апелляционной жалобы с делом в суд первой инстанции для устранения недостатков, препятствующих апелляционному рассмотрению // Администратор суда. 2018. № 1. С. 3–6.

Еще раз в защиту судоговорения

Три с половиной года назад мой уважаемый коллега Сергей Соловьёв в статье «Судоговорение как искусство» справедливо сетовал: «Отсутствие адресатов для судебной речи медленно, но верно убивает судоговорение не только как искусство, но и как орудие деятельности юриста»[1]. Добавлю от себя: орудие это (оно же искусство) известно с Древнего Рима, а востребованность его, как учит история, прямо пропорциональна востребованности справедливого суда.

В сегодняшнем российском суде судоговорение, увы, не в почете. Да и владеют этим искусством, мягко говоря, немногие участники судопроизводства со всех сторон. Скудость и безликость судебных выступлений – как по содержанию, так и по форме, стали нормой. Это же можно сказать и о письменной речи, характерной для большинства судебных и иных процессуальных документов.

Нет, я вовсе не призываю к праздному многословию, напыщенности, витиеватости и прочим «бантикам» в судебных выступлениях и документах. Искусство судоговорения заключается вовсе не в них и, конечно, не в приступах нарциссизма у говорящего. Оно в том, чтобы оратора нельзя было не понять, чтобы он не утомлял и не раздражал, а увлекал, убеждал силой и изяществом аргументов, вел за собой, не давая ни главному адресату своей речи – суду, ни другим слушателям скучать, дремать или думать о своем.

Казалось бы, есть все основания ожидать от судейского сообщества самого высокого спроса на профессиональное судоговорение и самой высокой требовательности к его качеству, но никак не позывов к его дальнейшему вытеснению из судебных реалий. Особенно сейчас, когда переход к профессиональному судебному представительству обсуждается уже не просто как насущная необходимость, а как фактически принятое решение. Действительно, приходится слышать сетования судей на маловнятные, а то и вовсе убогие выступления участников процесса. Правда, ругают в основном адвокатов, хотя прокуроры, ощущая за спиной мощь государства, зачастую вообще не утруждают себя не только аргументированным изложением своей позиции, но даже элементарным знанием обстоятельств дела.

Тем более удивительной и непонятной выглядит официальная позиция Верховного Суда России, выраженная в законопроекте, посвященном процессуальной реформе. С одной стороны, в нем предлагается ввести обязательное профессиональное судебное представительство по всем делам для повышения его эффективности (правда, идею сводит на нет ущербность предлагаемого законопроектом критерия признания представителя профессиональным – наличие лишь диплома о высшем юридическом образовании, но это тема отдельного разговора). Вместе с тем законопроектом инициируется ряд мер упрощенческого (если не сказать – профанационного) характера, выхолащивающих саму суть состязательного процесса и обессмысливающих участие в нем профессиональных представителей. Одной из таких инициатив является отказ, по общему правилу, от обязательного мотивирования судебного решения. О недопустимости этого уже много и правильно сказано в развернувшейся дискуссии. Другая не менее важная и опасная инициатива – предоставление председательствующему судье права лишать слова участников производства по делу или ограничивать им время выступления. При том, что и сейчас у председательствующего есть право останавливать выступающего при уходе от предмета разбирательства, делать замечание при ненадлежащем поведении, и судьи этими правами весьма активно пользуются. Не пренебрегают они и своим правом на обращение в адвокатскую палату для инициирования привлечения адвоката к дисциплинарной ответственности за недостаточно уважительное, по их мнению, поведение в судебном заседании.

Представляется очевидным взаимоисключающий характер подобных законодательных инициатив по отношению к самой идее профессионального судебного представительства. В самом деле, зачем нужен профессиональный представитель, если сначала не давать ему возможность свободно высказать в судебном заседании позицию и доводы в ее поддержку, а потом не объяснять в решении по делу результаты оценки этих позиций и доводов? Трудно не увидеть между строк этих инициатив проявление со стороны судейского корпуса недоверия и неуважения к своим коллегам – профессиональным участникам судопроизводства, и желание оградить себя от любых попыток влияния (подчеркну – абсолютно законного!) на внутреннее судейское убеждение, лежащее в основе решения по делу.

Очевидной представляется и несовместимость инициативы по лишению слова участников процесса и существенному ограничению их права на свободное изложение своей позиции с фундаментальными принципами устности и непосредственности состязательного судебного разбирательства. Реализация этих принципов предполагает, помимо прочего, значительную долю экспромта в судебном заседании, и прежде всего – в устных выступлениях участников. Ведь в устном состязательном процессе невозможно заранее подготовить письменную позицию на все возможные доводы и обстоятельства, которые будут высказаны и установлены в ходе изложения позиций и исследования доказательств. От экспромта же, как известно, нельзя ожидать и требовать столь же идеальной отточенности формулировок, как от заранее подготовленного документа. Эта специфика экспромта не снижает его ценности и не исключает его абсолютной необходимости для обеспечения справедливого судебного разбирательства. Но, безусловно, дает повод (иногда реальный, чаще – надуманный) для раздражения и неудовольствия председательствующего судьи тем, что и как говорит участник процесса. Особенно если судья уже все для себя решил и вовсе не готов, прислушавшись к доводам сторон, ломать или менять сложившуюся у него в голове конструкцию решения. Вот тут-то и могут пригодиться новые ограничительно-запретительные полномочия, если они появятся в законе.

Вопреки всем протестам, законопроект, содержащий эти опасные инициативы, с легкостью необычайной преодолел первое чтение в Государственной Думе и активно готовится ко второму. В качестве «утешительного приза» протестующей адвокатской, научной и правозащитной общественности обещана разработка неких «четких критериев», которыми якобы должен будет руководствоваться председательствующий судья, принимая решение о лишении слова участника процесса или ограничивая длительность его выступления. Что же могут представлять собой эти «четкие критерии»? В них будет предусмотрено, что перед лишением слова должно быть сделано сначала первое замечание, а потом последнее предупреждение? А минимальный промежуток времени между одним, другим и третьим тоже будет установлен? Или будут перечислены слова, произнесение которых влечет лишение слова с первого раза, со второго, с третьего? Установлен предел громкости речи? А предел ее эмоциональности? А пределы ограничения длительности выступления и критерии их выбора?

Главная же опасность этих нововведений видится в том, что они в случае принятия существенно поспособствуют уничтожению последних признаков судоговорения уже не как искусства даже, а как единственного инструмента живого диалога между сторонами разбирательства и судом. Диалога, который и есть основа состязательного процесса. В чем же тогда будет заключаться декларируемое авторами и лоббистами законопроекта повышение эффективности правосудия? И неужели судьи настолько беспомощны, что без новых репрессивно-упрощенческих инициатив они уже не справляются с реализацией своих, и без того весьма широких, полномочий председательствующих в процессе? Неужели мал нынешний арсенал возможностей по воспрепятствованию судоговорению: «не повторяйтесь», «мы это читали», «излагайте только дополнения», «говорите короче» etc. etc.?

Не хочется вновь повторять банальности про то, что облегчение тяжелого судейского труда не должно быть самоцелью и не может достигаться за счет снижения гарантий справедливого судебного разбирательства. И про то, что неплохо бы законодателям, ни от чего не зарекаясь, примерять на себя последствия внедрения подобных инициатив.

Вместо повторения очевидного лучше обратиться к истокам – нетленному наследию классиков профессии. Мысли основателя российской судебной этики и блистательного судебного деятеля А.Ф. Кони, высказанные более ста лет назад, нисколько не утратили актуальности и для участников нынешних судебных процессов: «Слово – одно из величайших орудий человека. Бессильное само по себе, оно становится могучим и неотразимым, сказанное умело, искренне и вовремя. Оно способно увлекать за собою самого говорящего и ослеплять его и окружающих своим блеском. Поэтому нравственный долг судебного оратора – обращаться осторожно и умеренно с этим оружием и делать свое слово лишь слугою глубокого убеждения, не поддаваясь соблазну красивой формы или видимой логичности своих построений и не заботясь о способах увлечь кого-либо своей речью. Он должен не забывать совета Фауста Вагнеру: “Говори с убеждением, слова и влияние на слушателей придут сами собой”»[2].

А вот эти наказы А.Ф. Кони судьям как будто прямо адресованы инициаторам обсуждаемого законопроекта: «Современный процесс ставит судью лицом к лицу с живым человеком. Гласность и устность внесли в судебное производство начало непосредственного восприятия материала для суждения. Они расшевелили и разметали по сторонам тот ворох бумаг, докладов, протоколов, проектов, резолюций и т.п., под которым был прежде погребен живой человек, становившийся лишь номером дела. …Отсюда возник новый элемент судейской деятельности – поведение судьи по отношению к людям, с которыми он призван иметь дело. Это …систематический и последовательный ряд деяний, связанных между собой одним и тем же побуждением и одной и той же целью. … Сюда … относятся … уважение к законной свободе слова и к дару слова, не допускающее ни употребления этого слова на служение безнравственным теориям, ни стеснения его ненужными прерываниями и остановками, по большей части свидетельствующими лишь о начальственной бездарности и способности к трепету. Сюда же относится … воспитание судьей своей воли, “уменье властвовать собой” и стремление следовать совету нашего великого поэта, сказавшего “блажен, кто словом твердо правит – и держит мысль на привязи свою”…».[3]

Вот, кажется, и все действительно четкие и действительно нужные для правильного решения обсуждаемой проблемы критерии и рамки. Какие же еще нужно вырабатывать и для чего? Ведь «все разнообразные случаи судебной и судебно-бытовой жизни предусмотреть и предустановить заранее невозможно»[4], а поощрять судейский произвол в ущерб свободе слова и состязательности процесса недопустимо.



[1] Соловьёв С. Судоговорение как искусство // https://www.advgazeta.ru/mneniya/sudogovorenie-kak-iskusstvo/


[2] Кони А.Ф. Нравственные начала в уголовном процессе (Общие черты судебной этики). Цит. по: Кони. Закон и справедливость. М.: ЭКСМО, 2013. С. 28.


[3] Там же, с. 25.


[4] Там же, с. 24.

Товарищ адвокат, мы это уже читали!

В апелляционных судах при рассмотрении уголовных дел получила распространение негативная практика прерывания защитника при выступлениях в прениях. Рассмотрение дел превратилось в скорый конвейер с почти всегда определенным результатом.

С детства нам совсем не хотелось посещать зубного врача, поскольку советские стоматологические поликлиники были оборудованы допотопной медицинской техникой, а редко применяемые в то время обезболивающие средства от боли вовсе не избавляли. Лечение зуба превращалось в физическую пытку, но иного выхода ни у кого не было, приходилось мужественно и стойко терпеть.

Сегодня при посещении суда апелляционной инстанции по уголовному делу испытываешь схожие ощущения. Правда, с физическими пытками тут, к счастью, не сталкиваешься, а вот со страданиями психологическими – достаточно часто.

Какие типичные проблемы преследуют адвокатов в апелляции?

При подготовке к выступлению в суде апелляционной инстанции, зная установленные искусственные временные ограничения, максимально сокращаешь свою речь. Однако и после этого избежать дальнейшего принудительного словесного секвестра не удается.

Следует иметь в виду, что в государственных учреждениях приняты различные регламенты, ограничивающие возможности и продолжительность выступлений спикеров.

Так, в ряде парламентов, в том числе и в России, установлен такой прием, как «гильотина», т.е. установление точного времени, отведенного на обсуждение, после чего выступление прекращается независимо от того, успел ли оратор или нет.

В Сенате США, где ранее не было формальных ограничений для выступлений сенаторов, некоторые из них прибегали к «флибустьерству». Чтобы провалить не угодный им законопроект, они выступали с многочасовыми речами, в результате чего палата не успевала его принять. Недовольство такой практикой привело к тому, что «флибустьерство» было ограничено временными рамками.

В отечественных апелляционных судах можно часто слышать: «Товарищ адвокат, не нужно повторять то, что вы написали в своей апелляционной жалобе, мы это уже читали»!

Или: «Говорите только о том, чего нет в вашей апелляционной жалобе»!

Как реагировать адвокату на такие властные указания?

Не стоит лишний раз говорить, что такие вмешательства в заранее подготовленную речь дезорганизуют как самого выступающего, так и его выступление. Резко разрывается логическая связь между предложениями и, самое главное, возникает неприятное ощущение, что слушать твои доводы никто не намерен.

После таких выпадов неконфликтные адвокаты прерывают свое выступление и начинают на ходу перестраивать свою речь, пытаясь за пару секунд определить, какие аргументы убрать, а какие оставить, чтобы умиротворить скорого председательствующего. Это бывает очень сложно сделать, когда все доводы представляются важными. В результате эффективность речи в прениях резко падает.

Принципиальные адвокаты возражают против действий председательствующего и продолжают свое выступление.

На чем может быть основана такая позиция?

УПК РФ не содержит никаких временных ограничений на выступление в судебных прениях, как и при заявлении ходатайств.

Часть 5 ст. 292 УПК РФ сформулирована достаточно четко и лаконично: «Суд не вправе ограничивать продолжительность прений сторон. При этом председательствующий вправе останавливать участвующих в прениях лиц, если они касаются обстоятельств, не имеющих отношения к рассматриваемому уголовному делу, а также доказательств, признанных недопустимыми».

Иными словами, процессуальный закон позволяет говорить защитнику (а равно иному участнику процесса) ровно столько, сколько он пожелает, но только по существу данного уголовного дела.

Если же адвокат, например, защищая своего доверителя по ст. 282 УК РФ, предусматривающей ответственность за действия, направленные на унижение достоинства человека по признакам отношения к религии, начнет полностью цитировать Священное Писание, то у суда есть бесспорное право остановить такого оратора.

Таким образом, судья всегда вправе пресечь «флибустьерство» и не допустить очевидного для всех злоупотребления правом.

Гораздо хуже, когда тенденциозный судья пытается остановить выступающего защитника под надуманным предлогом того, что он говорит не по существу. В моей практике были случаи, когда председательствующий (не с участием присяжных заседателей) останавливал адвоката, жалующегося на пытки в отношении его подзащитного, и предлагал обратиться не к нему, а в следственные органы.

Выступление защитника в прениях в суде апелляционной инстанции, так же, как и в суде первой инстанции, не может быть ограничено по времени, поскольку в соответствии с ч. 1 ст. 389.13 УПК РФ: «Производство по уголовному делу в суде апелляционной инстанции осуществляется в порядке, установленном главами 35–39 настоящего Кодекса, с изъятиями, предусмотренными настоящей главой».

При этом ст. 389.13 УПК РФ, регулирующая порядок рассмотрения уголовного дела судом апелляционной инстанции, а также ч. 9 этой статьи, предусматривающая прения сторон, не позволяют суду останавливать защитника в прениях, если он касается обстоятельств, ранее указанных им в апелляционной жалобе.

Когда защитник устно повторяет то, о чем он написал в своей апелляционной жалобе, тем самым ее содержание доводится до сведения других судей Судебной коллегии, которые чаще всего материалов дела не знают, полагаясь на докладчика. Бывает, что и сам судья-докладчик с апелляционной жалобой заранее не знакомился, а нередко случается, что он прочитал саму жалобу, но ее смысла не понял, а мог бы уяснить его только после выслушивания выступления защитника.

Судьи апелляционных инстанций используют испытанный в прежней кассации метод ускорения выступлений не от хорошей жизни. Когда в коридоре перед залом судебного заседания выстроилась вереница из адвокатов, которых необходимо выслушать и принять решения в установленные жесткие сроки, так и хочется включить повышенную скорость рассмотрения. Тем более, когда нет намерения изменять или отменять вынесенный судебный акт.

Не случайно, что Верховным Судом РФ в этом году внесен проект федерального закона «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации», которым предусматривается в суде апелляционной инстанции исключить исследование доказательств, содержащихся в материалах уголовного дела, и проведение по его результатам прений сторон. Статьей 293 УПК РФ право на последнее слово предоставлено только подсудимому.

Вместе с тем загруженность апелляционных судов не может явиться достаточной причиной для нарушения закона и ограничения прав участников судебного разбирательства.

Конституционный Суд РФ в своем постановлении от 19 июля 2011 г. № 17-П указал, что процессуальная экономия как таковая – не самоцель, что она предназначена дать основу быстрому и эффективному разрешению дел, но не допускает снижения уровня процессуальных гарантий.

Действительно, прения сторон – это одна из важных частей судебного разбирательства. Ограничение права на судебные прения есть нарушение права на защиту, что неоднократно признавалось Верховным Судом РФ существенным нарушением уголовно-процессуального закона.

Кроме этого, постановление Пленума Верховного Суда РФ от 31 мая 2007 г. № 27 «О практике рассмотрения судами дел об оспаривании решений квалификационных коллегий судей о привлечении судей судов общей юрисдикции к дисциплинарной ответственности» предписывает судьям при исполнении полномочий по отправлению правосудия соблюдать культуру поведения в процессе, не допускать резкого или грубого обращения судьи с участниками процесса, судье следует избирать вежливый и спокойный тон ведения судебного процесса, быть сдержанным, тактичным, с уважением, пониманием и терпением относиться к участникам судебного разбирательства и иным лицам, присутствующим в судебном заседании (п. 10). Там же предписано обратить внимание судей на необходимость соблюдения установленных законом гарантий равенства прав участников судебного процесса (п. 11).

Очевидно, что прерывание защитника при исполнении им своих процессуальных обязанностей, когда суд не вправе ограничивать продолжительность выступлений в прениях, нарушает предписания Пленума ВС РФ.

Когда создавались апелляционные суды взамен кассационных, практикующие адвокаты особенным оптимизмом не пылали, понимая, что происходит лишь тривиальная смена названия. В диалектике формы и содержания мы получили как раз тот случай, когда форма на содержание никак не влияет, поскольку само содержание как совокупность сущностных признаков остается стабильным и меняться упорно не желает.

Выглядит парадоксальным, но тем не менее остается фактом, что процессуальные особенности в рассмотрении уголовных дел нынешней апелляцией в сравнении с бывшей кассацией были нивелированы правоприменительной практикой.

К сожалению, суд второй инстанции, как бы он ни назывался, стремится оставить в силе судебный акт, вынесенный нижестоящим судом, подтвердив тем самым пресловутую стабильность вынесенных судебных решений. Задача исправления судебных ошибок и восстановления нарушенных прав в заданной системе координат отходит лишь на второй план.

В таких условиях реплики председательствующего «Товарищ адвокат, мы это уже читали!», скорее всего, и в будущем продолжат звучать как хронический симптом торопливого правосудия.

Нет сита, зато есть частый гребень

Перечень требований для соискателей статуса адвоката невелик: диплом о высшем образовании, двухлетний стаж работы по юридической профессии и справки об отсутствии учетных данных в двух диспансерах. Все это не позволяет «отсеивать» на входе в адвокатуру умных, высокообразованных и интеллигентных представителей юридической профессии от тех, от кого с радостью избавились правоприменительные структуры.

Претендент полагает, что если он подготовился, сдал экзамен, то достиг желанной адвокатской нивы: сей, паши и зарабатывай.

Но вскоре выясняется, что представления о безграничной свободе адвокатской профессии сильно преувеличены.

Федеральный закон «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», Кодекс профессиональной этики адвоката, Разъяснения Комиссии ФПА РФ по этике и стандартам, решения советов региональных адвокатских палат о порядке участия в делах по назначению, дисциплинарное производство, возбуждаемое по жалобе доверителя, коллеги-адвоката и сообщению суда, представлению Минюста и вице-президента, – вот тот набор инструментов, который, как жесткий, частый гребень, позволяет избавляться от лиц случайных, тех, кто пришел в адвокатуру, не принеся с собой ничего достойного.

Из собственной практики знаю, что меньше всего предъявляется претензий к адвокатам с большим стажем работы и тем, кто пришел в адвокатуру со студенческой скамьи. Первые – сами по себе являются эталоном, с которого снимают мерки и на которых стремятся быть похожими, вторые – чистый лист, пиши на нем, что хочешь.

Легче легкого организовать первых для обучения вторых, успех обеспечен.

А вот чтобы навести порядок в среднем сегменте, приходится тратить много сил.

Дисциплинарное производство – тяжкий труд.

Прежде всего, на мой взгляд, не следует стремиться любой ценой уменьшить количество возбуждаемых производств и стараться «работать на корзину».

На стадии возбуждения должны выясняться только наличие повода и оснований для возбуждения дисциплинарного производства.

Презумпции добросовестности адвоката здесь существовать не должно, поскольку презумпция – это принцип оценки доказательств и применяться он может только квалификационной комиссией в ходе разбирательства. В противном случае происходит неизбежное скатывание к популизму, что в качестве противовеса влечет потерю уважения и нормального уровня взаимодействия с государственными структурами и правоприменителями. Желание во что бы то ни стало поддержать своего коллегу неизбежно влечет потерю возможности использования административного ресурса при отстаивании интересов большей части адвокатского сообщества, которые умеют работать в правовом поле, не нарушая границ закона, морали и нравственности.

Избавиться от недостойных, а они есть в любой профессии – значит защитить здоровую часть корпорации от неуважения, поднять ее авторитет и значимость в обществе.

Как ни парадоксально, но есть примеры, когда лишенный статуса адвокат говорил «спасибо»!

В качестве примера приведу конкретное дисциплинарное дело.

Претендент в «анамнезе» имел погашенную судимость за мошенничество. Препятствий к допуску к сдаче квалификационного экзамена не имелось.

Кстати, в практике ПАСО имеются пять случаев судебного обжалования отказа Квалификационной комиссии в допуске к сдаче квалификационного экзамена и во всех случаях суд встал на сторону претендента (это еще раз к мысли об отсутствии мелкого «сита для просеивания»; как видно, у законодателя и суда «ячейки много крупнее», чем у членов Квалификационной комиссии, хотя в ее составе, как известно, не только адвокаты). Заканчивая это отступление, скажу, что все эти пять претендентов успешно сдали экзамен и только двое из них потом «были замечены» в конфликтах с нормами Кодекса профессиональной этики.

Теперь возвращаемся к примеру.

Судимый ранее соискатель экзамен успешно сдал, показав высочайший уровень знаний. Никто из членов КК не пошел против совести, и все проголосовали за присвоение статуса.

Не прошло и двух лет, как в отношении него поступили сразу несколько жалоб, объединенные впоследствии в одно дисциплинарное производство. Суть претензий сводилась к тому, что адвокат, имея соглашение и доверенность на ведение дела со стороны ответчика, в ходе судебного разбирательства признал иск ценою в 20 000 000 рублей, а впоследствии в ходе арбитражного спора представлял интересы противной стороны.

При наличии судебных актов Квалификационной комиссии не составило труда установить эти обстоятельства в ходе дисциплинарного разбирательства. Совет ПАСО принял решение о прекращении статуса адвоката. Реакция адвоката была бурной: дверью он хлопнул так, что косяки задрожали.

Через день в Палату позвонил начальник УСК по Самарской области с просьбой ускорить ответ на направленный запрос о наличии статуса у этого бедолаги.

Мой вопрос без обиняков: не о мошенничестве ли на 20 миллионов рублей идет речь, вызвал замешательство. Пришлось разочаровать собеседника, сообщив, что за эти действия интересующий следствие персонаж уже лишен статуса.

Через недельку пришел сам «герой» со словами глубокой благодарности. Показав постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, пояснил, что отделался испугом и «материальными издержками, расплатившись с доверителем».

История имеет продолжение.

Прошло четыре года и в списке претендентов на допуск к сдаче квалификационного экзамена вновь появилась знакомая фамилия.

«Мораторий» на повторное приобретение статуса составлял в то время три года. В настоящее время в Кодекс профессиональной этики адвоката внесены изменения и совет региональной адвокатской палаты при избрании меры дисциплинарной ответственности в виде прекращения статуса в каждом конкретном случае устанавливает срок от одного года до пяти лет, в течение которого лицо не может быть допущено к сдаче экзамена повторно. Применяя общие принципы права, Комиссия ФПА РФ по этике и стандартам дала Разъяснения о порядке применения положений Кодекса в части сроков, ухудшающих положение адвокатов, и потому не имеющих обратной силы.

Так вот, заканчиваю повествование.

Этот претендент вновь сдал квалификационный экзамен и получил удостоверение адвоката.

Вариантов теперь два: или коллега кардинально изменит свои взгляды на критерии адвокатской деятельности, или вновь лишится статуса, но теперь уже без права вернуть его ранее пятилетнего срока отлучения от профессии.

Полагаю, что даже в таких случаях членам квалификационных комиссий надо соблюдать честь и достоинство, присущие профессии адвоката, не прибегая к сомнительным способам в виде желания «завалить» недостойного претендента на экзаменах.

Вероятно, не все разделят эту позицию, но она законна и объективна.

С другой стороны, имея в руках такой жесткий механизм регулирования, как дисциплинарное производство, нельзя скатываться к увлечению «бряцанием оружием», демонстрируя силу и давя на адвокатов.

Вот статистика по дисциплинарной практике ПАСО за 2016 г.

За отчетный период в Палату адвокатов поступило 726 сообщений (жалоб, представлений, обращений), указывающих на ненадлежащее исполнение адвокатами профессиональных обязанностей, по которым в 621 случае возбуждены дисциплинарные производства, по 104 – в возбуждении отказано.

Следует пояснить, что досье всех адвокатов, изъявивших желание участвовать в работе по назначению органов дознания, следствия и суда, подвергаются системной проверке членами Квалификационной комиссии и Совета, по результатам которых могут вноситься представления вице-президента о возбуждении дисциплинарного производства на предмет ненадлежащего качества оказанной юридической помощи (необжалование судебного акта в случае, если суд не разделил позицию защиты, действия вопреки воле доверителя, отсутствие адвокатского досье).

По факту задолженности по ежемесячным отчислениям на содержание адвокатской палаты возбуждено 256 дисциплинарных производств (неуплатой, влекущей возбуждение дисциплинарного производства, является не поступление платежа на 5-е число месяца, следующего за отчетным). Жестко, но справедливо. Недобросовестные адвокаты не должны «кредитоваться» теми, кто в срок исполняет обязанности по отчислениям на общие нужды адвокатской палаты.

На заседаниях Совета рассмотрено 621 дисциплинарное производство, из которых 265 прекращены:
94 – в связи с надлежащим исполнением адвокатом профессиональных обязанностей;
27 – в связи с примирением лица, подавшего жалобу, и адвоката либо отзывом жалобы;
22 – вследствие истечения срока для привлечения к дисциплинарной ответственности;
122 – в связи с малозначительностью дисциплинарного проступка.
По 356 дисциплинарным производствам применены следующие меры взыскания:
249 – замечаний;
83 – предупреждения.

Прекращен статус 24 адвокатов, из них за неуплату взносов и утрату связи с адвокатской палатой – 20, за ненадлежащее исполнение профессиональных обязанностей, неисполнение решений органов адвокатской палаты, нарушение норм законодательства об адвокатской деятельности и адвокатуре и норм Кодекса профессиональной этики адвоката – 4.

Обжаловано в суд 11 решений Совета ПАСО.

Все решения ПАСО признаны законными и обоснованными.

При огромном объеме дисциплинарной практики могу утверждать, что самарские адвокаты не боятся процедуры дисциплинарного разбирательства.

Конечно, приятнее получить распоряжение об отказе в возбуждении дисциплинарного производства, чем узнать о начале процедуры разбирательства.

По существующей практике по системе ИнтернетП@СО каждому адвокату направляется сканированная копия поступившей жалобы и устанавливается десятидневный срок на примирение с заявителем. В результате этих мер каждая пятая жалоба отзывается.

По остальным поступают возражения и начинается сбор доказательств. Половина дел, как бы это понятнее объяснить, рассматривается «заочно». Адвокат направляет все запрашиваемые сведения (досье, финансовые документы, судебные акты) в электронном виде. Подлинники испрашиваются только в случае, если заявитель говорит о нетождественности представленных копий. В ходе подготовки к слушанию практически каждый адвокат побывает в Палате и пообщается с президентом или референтом ПАСО. Поскольку критерии оценки для всех абсолютно идентичны, нет смысла бывать и тут, и там, кто не верит – проверяет, мотивация совпадает идеально, поскольку референт Палаты – главный помощник президента в этой сложной и объемной работе. Эта стадия очень важна, поскольку именно здесь адвокат получает полноценную «юридическую помощь», став участником дисциплинарного производства. Это и есть проявление принципа корпоративности.

Жалобы на действия адвокатов стали мотивированными, содержат ссылки на действующее законодательство, дисциплинарную практику других адвокатских палат (чаще Москвы и Самары), сопровождаются цифровыми носителями с записями переговоров с адвокатами, копиями протоколов судебных заседаний, нередко составляются адвокатами или, как мы их называем, «штатными заявителями» – в каждой колонии такой имеется, их стиль узнаваем с первого взгляда.

Адвокат же, особенно впервые попавший в «дисциплинарный водоворот», не знает элементарных правил разбирательства, зачастую напишет в объяснениях и наговорит в заседании комиссии такого, что меркнут доводы заявителя. В таких случаях я говорю: «Лучше бы вы были глухонемым и не мешали нам защищать вас!»

Жалоб надуманных, подаваемых от скуки «сидельцами», очень много и здесь самому адвокату требуется защита.

Если обстоятельства вполне очевидны, адвокату сообщается «предварительное заключение», что дает ему возможность не являться на заседание комиссии и узнать о состоявшемся заключении по телефону или получив текст по электронной почте.
Кстати, если в заседании что-то пойдет «не так», комиссия в обязательном порядке перенесет разбирательство на следующий месяц, адвокат незамедлительно получит уведомление об изменении ситуации и новых обстоятельствах, чтобы заново сформировать позицию и подготовиться.

Эти правила соблюдаются неукоснительно, что и сформировало уважение и доверие к органам адвокатского самоуправления.

О процедуре дисциплинарного разбирательства в ПАСО снят информативный киноролик, размещенный на сайте ПАСО (www.paso.ru).

В следующем учебном году в Школе молодого адвоката планируется проведение не учебного уголовного процесса, а учебное рассмотрение дисциплинарного производства. Защищаться от необоснованных претензий заявителей молодых адвокатов тоже надо учить.

Наработанный опыт Палаты адвокатов Самарской области в организации и ведении дисциплинарного производства будет продемонстрирован в обучающем мероприятии для членов квалификационных комиссий региональных адвокатских палат, которое по решению Федеральной палаты адвокатов РФ состоится в Самаре 14–15 сентября.

Квалификационная комиссия ПАСО обстоятельно готовится к этому заседанию.

Участникам будут продемонстрированы новейшие технические разработки, используемые в процедуре дисциплинарного разбирательства. Представители региональных адвокатских палат познакомятся с работой Центра СЮП ПАСО, ведением делопроизводства, оценят эффективность использования автоматизированной компьютерной системы «Адвокатура».

Планируется, что каждый представитель региона получит 2-е дополненное и переработанное издание «Сборника дисциплинарной практики ПАСО», включающее наиболее сложные и значимые акты органов адвокатского самоотравления, интересные и знаковые решения Совета, в том числе прошедшие судебную проверку.

Надеемся, что мероприятие будет содержательным и полезным.

О дисциплинарной практике и защите корпорации от недостойных
Перечень требований для соискателей статуса адвоката невелик: диплом о высшем образовании, двухлетний стаж работы по юридической профессии и справки об отсутствии учетных данных в двух диспансерах. Все это не позволяет «отсеивать» на входе в адвокатуру умных, высокообразованных и интеллигентных представителей юридической профессии от тех, от кого с радостью избавились правоприменительные структуры.

Претендент полагает, что если он подготовился, сдал экзамен, то достиг желанной адвокатской нивы: сей, паши и зарабатывай.

Но вскоре выясняется, что представления о безграничной свободе адвокатской профессии сильно преувеличены.

Федеральный закон «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», Кодекс профессиональной этики адвоката, Разъяснения Комиссии ФПА РФ по этике и стандартам, решения советов региональных адвокатских палат о порядке участия в делах по назначению, дисциплинарное производство, возбуждаемое по жалобе доверителя, коллеги-адвоката и сообщению суда, представлению Минюста и вице-президента, – вот тот набор инструментов, который, как жесткий, частый гребень, позволяет избавляться от лиц случайных, тех, кто пришел в адвокатуру, не принеся с собой ничего достойного.

Из собственной практики знаю, что меньше всего предъявляется претензий к адвокатам с большим стажем работы и тем, кто пришел в адвокатуру со студенческой скамьи. Первые – сами по себе являются эталоном, с которого снимают мерки и на которых стремятся быть похожими, вторые – чистый лист, пиши на нем, что хочешь.

Легче легкого организовать первых для обучения вторых, успех обеспечен.

А вот чтобы навести порядок в среднем сегменте, приходится тратить много сил.

Дисциплинарное производство – тяжкий труд.

Прежде всего, на мой взгляд, не следует стремиться любой ценой уменьшить количество возбуждаемых производств и стараться «работать на корзину».

На стадии возбуждения должны выясняться только наличие повода и оснований для возбуждения дисциплинарного производства.

Презумпции добросовестности адвоката здесь существовать не должно, поскольку презумпция – это принцип оценки доказательств и применяться он может только квалификационной комиссией в ходе разбирательства. В противном случае происходит неизбежное скатывание к популизму, что в качестве противовеса влечет потерю уважения и нормального уровня взаимодействия с государственными структурами и правоприменителями. Желание во что бы то ни стало поддержать своего коллегу неизбежно влечет потерю возможности использования административного ресурса при отстаивании интересов большей части адвокатского сообщества, которые умеют работать в правовом поле, не нарушая границ закона, морали и нравственности.

Избавиться от недостойных, а они есть в любой профессии – значит защитить здоровую часть корпорации от неуважения, поднять ее авторитет и значимость в обществе.

Как ни парадоксально, но есть примеры, когда лишенный статуса адвокат говорил «спасибо»!

В качестве примера приведу конкретное дисциплинарное дело.

Претендент в «анамнезе» имел погашенную судимость за мошенничество. Препятствий к допуску к сдаче квалификационного экзамена не имелось.

Кстати, в практике ПАСО имеются пять случаев судебного обжалования отказа Квалификационной комиссии в допуске к сдаче квалификационного экзамена и во всех случаях суд встал на сторону претендента (это еще раз к мысли об отсутствии мелкого «сита для просеивания»; как видно, у законодателя и суда «ячейки много крупнее», чем у членов Квалификационной комиссии, хотя в ее составе, как известно, не только адвокаты). Заканчивая это отступление, скажу, что все эти пять претендентов успешно сдали экзамен и только двое из них потом «были замечены» в конфликтах с нормами Кодекса профессиональной этики.

Теперь возвращаемся к примеру.

Судимый ранее соискатель экзамен успешно сдал, показав высочайший уровень знаний. Никто из членов КК не пошел против совести, и все проголосовали за присвоение статуса.

Не прошло и двух лет, как в отношении него поступили сразу несколько жалоб, объединенные впоследствии в одно дисциплинарное производство. Суть претензий сводилась к тому, что адвокат, имея соглашение и доверенность на ведение дела со стороны ответчика, в ходе судебного разбирательства признал иск ценою в 20 000 000 рублей, а впоследствии в ходе арбитражного спора представлял интересы противной стороны.

При наличии судебных актов Квалификационной комиссии не составило труда установить эти обстоятельства в ходе дисциплинарного разбирательства. Совет ПАСО принял решение о прекращении статуса адвоката. Реакция адвоката была бурной: дверью он хлопнул так, что косяки задрожали.

Через день в Палату позвонил начальник УСК по Самарской области с просьбой ускорить ответ на направленный запрос о наличии статуса у этого бедолаги.

Мой вопрос без обиняков: не о мошенничестве ли на 20 миллионов рублей идет речь, вызвал замешательство. Пришлось разочаровать собеседника, сообщив, что за эти действия интересующий следствие персонаж уже лишен статуса.

Через недельку пришел сам «герой» со словами глубокой благодарности. Показав постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, пояснил, что отделался испугом и «материальными издержками, расплатившись с доверителем».

История имеет продолжение.

Прошло четыре года и в списке претендентов на допуск к сдаче квалификационного экзамена вновь появилась знакомая фамилия.

«Мораторий» на повторное приобретение статуса составлял в то время три года. В настоящее время в Кодекс профессиональной этики адвоката внесены изменения и совет региональной адвокатской палаты при избрании меры дисциплинарной ответственности в виде прекращения статуса в каждом конкретном случае устанавливает срок от одного года до пяти лет, в течение которого лицо не может быть допущено к сдаче экзамена повторно. Применяя общие принципы права, Комиссия ФПА РФ по этике и стандартам дала Разъяснения о порядке применения положений Кодекса в части сроков, ухудшающих положение адвокатов, и потому не имеющих обратной силы.

Так вот, заканчиваю повествование.

Этот претендент вновь сдал квалификационный экзамен и получил удостоверение адвоката.

Вариантов теперь два: или коллега кардинально изменит свои взгляды на критерии адвокатской деятельности, или вновь лишится статуса, но теперь уже без права вернуть его ранее пятилетнего срока отлучения от профессии.

Полагаю, что даже в таких случаях членам квалификационных комиссий надо соблюдать честь и достоинство, присущие профессии адвоката, не прибегая к сомнительным способам в виде желания «завалить» недостойного претендента на экзаменах.

Вероятно, не все разделят эту позицию, но она законна и объективна.

С другой стороны, имея в руках такой жесткий механизм регулирования, как дисциплинарное производство, нельзя скатываться к увлечению «бряцанием оружием», демонстрируя силу и давя на адвокатов.

Вот статистика по дисциплинарной практике ПАСО за 2016 г.

За отчетный период в Палату адвокатов поступило 726 сообщений (жалоб, представлений, обращений), указывающих на ненадлежащее исполнение адвокатами профессиональных обязанностей, по которым в 621 случае возбуждены дисциплинарные производства, по 104 – в возбуждении отказано.

Следует пояснить, что досье всех адвокатов, изъявивших желание участвовать в работе по назначению органов дознания, следствия и суда, подвергаются системной проверке членами Квалификационной комиссии и Совета, по результатам которых могут вноситься представления вице-президента о возбуждении дисциплинарного производства на предмет ненадлежащего качества оказанной юридической помощи (необжалование судебного акта в случае, если суд не разделил позицию защиты, действия вопреки воле доверителя, отсутствие адвокатского досье).

По факту задолженности по ежемесячным отчислениям на содержание адвокатской палаты возбуждено 256 дисциплинарных производств (неуплатой, влекущей возбуждение дисциплинарного производства, является не поступление платежа на 5-е число месяца, следующего за отчетным). Жестко, но справедливо. Недобросовестные адвокаты не должны «кредитоваться» теми, кто в срок исполняет обязанности по отчислениям на общие нужды адвокатской палаты.

На заседаниях Совета рассмотрено 621 дисциплинарное производство, из которых 265 прекращены:
94 – в связи с надлежащим исполнением адвокатом профессиональных обязанностей;
27 – в связи с примирением лица, подавшего жалобу, и адвоката либо отзывом жалобы;
22 – вследствие истечения срока для привлечения к дисциплинарной ответственности;
122 – в связи с малозначительностью дисциплинарного проступка.
По 356 дисциплинарным производствам применены следующие меры взыскания:
249 – замечаний;
83 – предупреждения.

Прекращен статус 24 адвокатов, из них за неуплату взносов и утрату связи с адвокатской палатой – 20, за ненадлежащее исполнение профессиональных обязанностей, неисполнение решений органов адвокатской палаты, нарушение норм законодательства об адвокатской деятельности и адвокатуре и норм Кодекса профессиональной этики адвоката – 4.

Обжаловано в суд 11 решений Совета ПАСО.

Все решения ПАСО признаны законными и обоснованными.

При огромном объеме дисциплинарной практики могу утверждать, что самарские адвокаты не боятся процедуры дисциплинарного разбирательства.

Конечно, приятнее получить распоряжение об отказе в возбуждении дисциплинарного производства, чем узнать о начале процедуры разбирательства.

По существующей практике по системе ИнтернетП@СО каждому адвокату направляется сканированная копия поступившей жалобы и устанавливается десятидневный срок на примирение с заявителем. В результате этих мер каждая пятая жалоба отзывается.

По остальным поступают возражения и начинается сбор доказательств. Половина дел, как бы это понятнее объяснить, рассматривается «заочно». Адвокат направляет все запрашиваемые сведения (досье, финансовые документы, судебные акты) в электронном виде. Подлинники испрашиваются только в случае, если заявитель говорит о нетождественности представленных копий. В ходе подготовки к слушанию практически каждый адвокат побывает в Палате и пообщается с президентом или референтом ПАСО. Поскольку критерии оценки для всех абсолютно идентичны, нет смысла бывать и тут, и там, кто не верит – проверяет, мотивация совпадает идеально, поскольку референт Палаты – главный помощник президента в этой сложной и объемной работе. Эта стадия очень важна, поскольку именно здесь адвокат получает полноценную «юридическую помощь», став участником дисциплинарного производства. Это и есть проявление принципа корпоративности.

Жалобы на действия адвокатов стали мотивированными, содержат ссылки на действующее законодательство, дисциплинарную практику других адвокатских палат (чаще Москвы и Самары), сопровождаются цифровыми носителями с записями переговоров с адвокатами, копиями протоколов судебных заседаний, нередко составляются адвокатами или, как мы их называем, «штатными заявителями» – в каждой колонии такой имеется, их стиль узнаваем с первого взгляда.

Адвокат же, особенно впервые попавший в «дисциплинарный водоворот», не знает элементарных правил разбирательства, зачастую напишет в объяснениях и наговорит в заседании комиссии такого, что меркнут доводы заявителя. В таких случаях я говорю: «Лучше бы вы были глухонемым и не мешали нам защищать вас!»

Жалоб надуманных, подаваемых от скуки «сидельцами», очень много и здесь самому адвокату требуется защита.

Если обстоятельства вполне очевидны, адвокату сообщается «предварительное заключение», что дает ему возможность не являться на заседание комиссии и узнать о состоявшемся заключении по телефону или получив текст по электронной почте.
Кстати, если в заседании что-то пойдет «не так», комиссия в обязательном порядке перенесет разбирательство на следующий месяц, адвокат незамедлительно получит уведомление об изменении ситуации и новых обстоятельствах, чтобы заново сформировать позицию и подготовиться.

Эти правила соблюдаются неукоснительно, что и сформировало уважение и доверие к органам адвокатского самоуправления.

О процедуре дисциплинарного разбирательства в ПАСО снят информативный киноролик, размещенный на сайте ПАСО (www.paso.ru).

В следующем учебном году в Школе молодого адвоката планируется проведение не учебного уголовного процесса, а учебное рассмотрение дисциплинарного производства. Защищаться от необоснованных претензий заявителей молодых адвокатов тоже надо учить.

Наработанный опыт Палаты адвокатов Самарской области в организации и ведении дисциплинарного производства будет продемонстрирован в обучающем мероприятии для членов квалификационных комиссий региональных адвокатских палат, которое по решению Федеральной палаты адвокатов РФ состоится в Самаре 14–15 сентября.

Квалификационная комиссия ПАСО обстоятельно готовится к этому заседанию.

Участникам будут продемонстрированы новейшие технические разработки, используемые в процедуре дисциплинарного разбирательства. Представители региональных адвокатских палат познакомятся с работой Центра СЮП ПАСО, ведением делопроизводства, оценят эффективность использования автоматизированной компьютерной системы «Адвокатура».

Планируется, что каждый представитель региона получит 2-е дополненное и переработанное издание «Сборника дисциплинарной практики ПАСО», включающее наиболее сложные и значимые акты органов адвокатского самоотравления, интересные и знаковые решения Совета, в том числе прошедшие судебную проверку.

Надеемся, что мероприятие будет содержательным и полезным.

Снизим накал страстей

Съезд, видимо, будет жарким, хотя и назначен на апрель, а не на июль. Уже сегодня накал страстей в блогах по поводу (не)оставления в Кодексе профессиональной этики адвоката второй части предложения, из которого состоит п. 4 ст. 20, – просто неожиданный.