Срок хранения адвокатской тайны не ограничен во времени

Избегать конфликта интересов нужно даже в случае, если бывшего доверителя уже нет в живых

Соблюдение адвокатом адвокатской тайны – залог доверия к адвокату потенциальных доверителей и в целом к адвокатуре. Оказание юридической помощи доверителям при наличии существенного конфликта интересов не способствует укреплению института адвокатской тайны и авторитету адвокатуры в целом.

Неслучайно наша корпорация очень трепетно относится к соблюдению адвокатами требований Закона об адвокатуре и Кодекса профессиональной этики адвоката, обязывающих адвокатов хранить адвокатскую тайну. В уголовном судопроизводстве осуществление защиты при конфликте интересов может расцениваться как нарушение права на защиту со всеми вытекающими для адвоката негативными последствиями. Ведь именно в таких ситуациях адвокаты, вопреки требованиям закона и нормам профессиональной этики, не соблюдая обязанность по сохранению адвокатской тайны, делают защиту клиентов малоэффективной, неполноценной и к тому же наносят вред институту адвокатуры. Уголовно-процессуальный закон наделяет орган дознания, предварительного следствия и суд в случаях, предусмотренных ст. 72 УПК РФ, правом на отвод защитника из дела мотивированным постановлением. По этому вопросу я подробно высказывал свое мнение в предыдущей статье.

Несмотря на то что Конституционный Суд РФ в определении от 9 ноября 2010 г. № 1573-О-О и Верховный Суд РФ в постановлении Пленума от 30 июня 2015 г. № 29) высказали свое мнение относительно правоприменения участниками уголовного судопроизводства положений п. 3 ч. 1 ст. 72 УПК РФ, тем не менее, как показала практика, «белых пятен» в этом вопросе осталось еще очень много.

И этому способствовало, прежде всего, разъяснение Пленума Верховного Суда РФ в постановлении от 30 июня 2015 г. № 29.

Казалось бы, Пленум Верховного Суда РФ этим своим постановлением не только сократил перечень оснований для отвода защитника, но и более конкретизировал эту ситуацию, указав следующее: «Исходя из взаимосвязанных положений части 1 статьи 72 УПК РФ установленное в пункте 3 данной нормы ограничение относится к случаям, когда защитник в рамках данного или выделенного из него дела оказывает или ранее оказывал в ходе досудебного производства либо в предыдущих стадиях судебного производства и судебных заседаниях юридическую помощь лицу, интересы которого противоречат интересам защищаемого им обвиняемого (п. 10)».

Все бы было понятно и ясно, если бы Верховный Суд РФ поставил после этих слов точку. Однако в редакцию п. 10 вышеуказанного постановления Верховный Суд РФ включил следующую формулировку: «Однако это не исключает возможность отвода защитника и в иных случаях выявления подобных противоречий, не позволяющих ему участвовать в данном деле (п. 10)», что привело на практике к достаточно широкому толкованию п. 3 ч. 1 ст. 72 УПК РФ участниками уголовного судопроизводства.

Вновь стали возникать в регионах случаи необоснованного отвода адвокатов из дела, иногда просто это являлось поводом для отвода неугодного следователю адвоката. Со стороны адвокатов также допускались необоснованные действия по принятию поручений на осуществление защиты по уголовным делам при наличии обстоятельств, препятствующих их участию в деле в силу п. 3 ч. 1 ст. 72 УПК РФ.

Часто это происходит не из-за какого-то злого умысла адвоката, а по причине добросовестного заблуждения, возникающего потому, что законодатель, а также Верховный Суд РФ четко не определили критерии, в силу которых для адвоката имеется препятствие по принятию поручения на вступление в уголовное дело в качестве защитника.

Поэтому вполне объяснимо, что в советы адвокатских палат субъектов Российской Федерации регулярно обращаются адвокаты за разъяснением того, как им действовать в сложной этической ситуации, касающейся соблюдения этических корпоративных норм, в том числе и при принятии поручений при наличии конфликта интересов (подп. 19 п. 3 ст. 31 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», п. 4 ст. 4 КПЭА).

В Совет Адвокатской палаты Вологодской области также поступил запрос от адвоката Х. с просьбой дать ей разъяснения о том, как ей действовать в сложной этической ситуации. Возможно, ответ Совета АПВО на этот запрос будет интересен для коллег.

В своем обращении адвокат указала следующие фактические обстоятельства, сложившиеся в ее текущей профессиональной деятельности.

31 января 2020 г. она заключила соглашение на защиту Б., который являлся подозреваемым по уголовному делу в совершении преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 111 УК РФ. Данное уголовное дело было возбуждено по факту умышленного причинения тяжкого вреда здоровью В., повлекшего по неосторожности смерть последнего.

9 июня 2020 г. следователем К. было вынесено постановление об отводе адвоката Х. как защитника Б. В постановлении об отводе защитника указано, что 4 апреля 2017 гр. В. был осужден *** районным судом Вологодской области по п. «б, в» ч. 2 ст. 158 УК РФ. При этом защитником В. являлась адвокат Х.

Основанием для отвода К. указывается то, что интересы потерпевшего В. и подозреваемого Б., имеющих разные процессуальные статусы в расследуемом уголовном деле, противоречат друг другу, что в силу ст. 72 УК РФ является обстоятельством, исключающим участие адвоката Х. в деле в качестве защитника Б.

Адвокат Х., ссылаясь на ч. 1 ст. 11 Кодекса профессиональной этики адвоката, считает позицию следствия незаконной и нарушающей интересы ее доверителя.

Совет пришел к выводу, что адвокат Х. не вправе была принимать соглашение на участие по уголовному делу в качестве защитника Б. по следующим основаниям:

1. Доверитель Б. подозревается следствием в совершении преступления – причинении тяжкого вреда здоровью В., повлекшего по неосторожности его смерть, т.е. по ч. 4 ст. 111 УК РФ. Ранее в 2017 г. адвокат Х. осуществляла защиту В. по уголовному делу.

2. По уголовному делу Б. бывший доверитель В. признан потерпевшим. То есть следствие определило противоположный процессуальный статус В., бывшего доверителя адвоката Х., что свидетельствует о наличии разных интересов по делу – стороны обвинения, к которой относится потерпевшая сторона, и защиты.

3. Несмотря на то что ранее оказанная юридическая помощь бывшему доверителю В. не взаимосвязана с выдвинутым подозрением Б. по настоящему уголовному делу, тем не менее сведения, ставшие известные от бывшего доверителя В. в ходе оказания ему юридической помощи, могут быть использованы адвокатом Х. в интересах нового клиента Б.

По мнению Совета по делам о преступлениях против жизни и здоровья граждан, существенное значение имеет личность потерпевшего, а особенно в ситуациях, когда вред здоровью причиняется в ходе возникшей ссоры, к примеру, из личных неприязненных отношений и т.д. В этих ситуациях защита, доказывая, например, что подзащитный действовал в пределах необходимой обороны, защищаясь от нападения, бесспорно будет приводить в обоснование своей защитительной позиции Б. сведения, отрицательно характеризующие потерпевшего, в том числе те, которые стали известны адвокату в связи с оказанием юридической помощи бывшему доверителю.

Ссылка адвоката Х., что бывший доверитель умер, не освобождало адвоката от обязанности хранить сведения, составляющие адвокатскую тайну, поскольку в соответствии с п. 2 ст. 6 Кодекса профессиональной этики адвоката срок хранения тайны не ограничен во времени.

4. Совет посчитал также, что адвокат Х., действуя честно, разумно, принципиально, добросовестно, должна была до заключения соглашения с Б. на его защиту поставить его в известность, что в 2017 г. осуществляла защиту В., признанного по его уголовному делу потерпевшим. Также она должна была поставить в известность об этом обстоятельстве и следователя.

Подводя итог сказанному, я считаю, что мнение Комиссии ФПА РФ по этике и стандартам было бы очень интересным для адвокатов по ряду типичных ситуаций, связанных с применением п. 3 ч. 1 ст. 72 УПК РФ.

От редакции: предлагаем заинтересованным читателям высказать свои соображения относительно проблемы, поднятой в настоящем мнении С.С. Иванова.