Сергей Макаров

Советник ФПА РФ, адвокат АП Московской области, доцент МГЮА, к.ю.н.

Падет ли крепость врачебной тайны?

Некоторое время назад была опубликована информация о внесении Законопроекта № 987162-7 «О внесении изменений в Федеральный закон ”Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации” в части обеспечения доступа супруга (супруги), близких родственников и иных членов семьи либо иных лиц с письменного согласия пациента или его законного представителя к информации о состоянии здоровья пациента, включая медицинскую документацию, в том числе после смерти пациента».

Собственно, суть законопроекта понятна из его наименования: если сейчас медицинская информация тотально провозглашается врачебной тайной и засекречивается от всех (иногда – даже от самого гражданина, которому затрудняется доступ к сведениям о его собственном здоровье), то предлагается сделать эти сведения открытыми для супруга (супруги), близких родственников и иных членов семьи самого пациента либо иных лиц. И хотя сформулированные в этом законопроекте положения представляются еще довольно контурными и требующими доработки, исключительно положительно то, что институт врачебной тайны, его границы и условия его ограничения в принципе становятся предметом законодательного реформирования.

Огорчает лишь то, что в этом законопроекте не предполагается предусмотреть право адвокатов на доступ к сведениям, составляющим врачебную тайну, чтобы эти сведения могли предоставляться в ответ на адвокатский запрос.

Врачебная тайна относится к информации с ограниченным доступом, вследствие чего в предоставлении составляющих ее сведений адвокату может быть отказано в соответствии с подп. 3 п. 4 ст. 6.1 Закона об адвокатуре. Но здесь важно настоятельно подчеркнуть, что врачебная тайна является профессиональной тайной относительного характера – то есть тайной, которая, в отличие от профессиональной тайны абсолютного характера, не охватывает всего объема информации, известного лицам, которым эта тайна вверена в силу их служебной (профессиональной) деятельности. Яркий пример абсолютной профессиональной тайны – нотариальная тайна, ибо нотариальной тайной является все, что стало известно нотариусу в связи с осуществлением им профессиональной деятельности. А вот врачебная тайна относительна: согласно п. 1 ст. 13 Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» врачебную тайну составляют сведения о факте обращения гражданина за оказанием медицинской помощи, состоянии его здоровья и диагнозе, иные сведения, полученные при его медицинском обследовании и лечении. Таким образом, уже очевидно, что есть определенная локализация, ибо врачебной тайной явно является не вся информация, известная медицинским работникам (врачам и медсестрам, а также – что первостепенно – административным работникам медицинских учреждений, так как именно они чаще всего отвечают на адвокатские запросы).

Следовательно, к примеру, информация о наличии или отсутствии прикрепления конкретного гражданина к конкретному медучреждению может быть предоставлена в ответ на адвокатский запрос.

И более того, согласно п. 4 ст. 13 Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» предоставление сведений, составляющих врачебную тайну, без согласия гражданина или его законного представителя допускается, в частности, в целях осуществления контроля качества и безопасности медицинской деятельности в соответствии с настоящим Федеральным законом. Этот аспект нередко как раз может быть задействован адвокатами.

Очевидно, что все чаще уполномоченные лица, готовящие от имени медицинских учреждений ответы на адвокатские запросы, понимают относительность (и, соответственно, неабсолютность врачебной тайны). И для обоснования отказного ответа начинают использоваться надуманные предлоги, как это произошло в случае с нашим коллегой Артемом Беловым, отказной ответ на адвокатский запрос которого об обращении его доверителя для оказания медицинской помощи его детям в больницу был от имени больницы мотивирован недостатками в оформлении его доверенности, а не институтом врачебной тайны, как можно было бы ожидать:

То есть нам, адвокатам, нужно стремиться при каждом случае необходимости истребования информации в медицинских учреждениях не отказываться от намерения направить в это учреждение адвокатский запрос, ожидая отказа в предоставлении запрошенных сведений как относящихся к врачебной тайне, а запрашивать и в случае необоснованного отказного ответа – обжаловать этот незаконный отказ.

Чтобы минимизировать возможность отказа, целесообразно при уверенности в том, что запрошенные сведения не относятся к сведениям с особым (ограниченным) доступом, специально отметить в тексте запроса это обстоятельство, с приведением ссылки на норму права, регламентирующую предмет и объем соответствующей тайны.

Только так своими действиями, направленными на реализацию нашего статусного права по истребованию необходимой нам информации, мы сможем добиваться уважения этого статусного права всеми возможными адресатами наших запросов. И если мы будем всегда обжаловать все незаконные отказы, то лица, готовые нарушить это право, могут серьезно задуматься – стоит ли отказывать, подвергая себя риску привлечения к ответственности за совершение административного правонарушения.

Вполне возможно, что это будет иметь накопительный эффект: чем чаще и больше адвокаты будут требовать сведения, которые при расширительном толковании могут быть оценены как профессиональная тайна, хотя не являются таковой, а в случае необоснованного отказа запускать механизм обжалования, тем вероятнее постепенное снижение количества таких необоснованных отказов.

И то, что появился законопроект, предполагающий дополнительное сужение сферы врачебной тайны, можно оценить лишь исключительно положительно, поскольку законодательное ограничение врачебной тайны одновременно сделает ее более доступной для предоставления в ответ на наши адвокатские запросы.

В завершение выражу надежду фразой из известного фильма: «Смелее, полковник, – крепость накануне сдачи».