Обнуление права на защиту

О нарушении безопасности граждан и невозможности реализации процессуальных прав в СИЗО в период COVID-19

В XXI веке человечество столкнулось с новым вызовом – COVID-19, масштабы и последствия которого нам всем еще предстоит оценить, но сейчас ясно одно – по всему миру принимаются повышенные меры, направленные на предотвращение распространения коронавирусной инфекции. Россия не является исключением – по всей стране введены меры самоизоляции. В условиях информирования о ежедневном количестве зараженных и умерших граждан принятые меры выглядят необходимой реакцией государства и общества на возникшую угрозу.

Сознательно оставляю вопрос о соблюдении баланса между безопасностью, экономическими интересами и соблюдением прав граждан в сложный период, между введением режима повышенной готовности и оценкой эффективности принимаемых мер как и неготовности следствия и суда изменять меру пресечения в виде заключения под стражу на иные в период распространения коронавирусной инфекции (далее – COVID-19), поскольку это отдельные и чувствительные темы, требующие своего глубокого осмысления. Затрону аспекты реализации права на защиту в современных условиях.

В своем обращении 25 марта 2020 г. Президент РФ Владимир Путин отметил, «как остро развивается ситуация с эпидемией коронавируса в мире» и что «главный приоритет здесь – жизнь и здоровье наших граждан», призвал «граждан с предельным вниманием отнестись к рекомендациям врачей и органов власти. От этого сейчас очень многое зависит. Особенно это касается наиболее уязвимых групп населения: людей старшего поколения и тех, кто страдает хроническими заболеваниями. И для них, и для всех граждан сейчас стоит задача максимально снизить риски». Глава государства подчеркнул, что «сейчас крайне важно предотвратить угрозу быстрого распространения болезни… абсолютным приоритетом для нас является здоровье, жизнь и безопасность людей».

Меры по недопущению распространения COVID-19 установлены постановлением Президиума Верховного Суда РФ и Президиума Совета судей РФ от 18 марта 2020 г. «В связи с угрозой распространения на территории Российской Федерации новой коронавирусной инфекции (2019-nCoV)».

В целях предупреждения распространения заболеваемости среди подозреваемых, обвиняемых и осужденных, а также работников уголовно-исполнительной системы РФ главным государственным санитарным врачом ФСИН России вынесено постановление «О введении дополнительных санитарно-противоэпидемических (профилактических) мер, направленных на недопущение возникновения и распространения новой коронавирусной инфекции (COVID-19)», согласно которому с 16 марта 2020 г. и до особого указания в учреждениях территориальных органов ФСИН России и следственных изоляторах ФСИН России приостановлено предоставление длительных и краткосрочных свиданий.

Президент ФПА РФ Юрий Сергеевич Пилипенко обратился к председателю Следственного комитета РФ, генеральному прокурору РФ и министру внутренних дел РФ с просьбой обеспечить всех участников следственных действий индивидуальными средствами защиты от заражения.

Этот список можно продолжить, но не думаю, что в этом есть необходимость. Очевидность и остроту проблемы понимают многие, но не все... Речь идет о следственных органах Краснодарского края, страдающих хроническим непониманием азбучных истин.

Дело в том, что в настоящее время следственные действия в СИЗО г. Краснодара проводятся с нарушением безопасности граждан, в условиях невозможности реализации процессуальных прав, а в итоге умножающих право на защиту на ноль. Кубанское обнуление.

Дабы не быть голословным, приведу примеры из практики. В рамках осуществления защиты по уголовному делу мною неоднократно заявлялись ходатайства о переносе следственных и процессуальных действий в связи с угрозой распространения COVID-19, введением режима повышенной готовности, обеспечении средствами индивидуальной защиты и реализации права на конфиденциальное свидание с подзащитным. В их удовлетворении каждый раз отказывалось.

Мотивы отказа заслуживают самого пристального внимания с помещением их в учебники по юмористическим, но не юридическим дисциплинам. Например, по мнению следствия, необходимо надеть маску, что «исключает возможность распространения инфекции на лиц, участвующих в следственных действиях в СИЗО, а проведение следственных действий в СИЗО не ставит его участников в условия, представляющие опасность для жизни и здоровья» (из постановления следователя). Таким образом, по мнению следствия, достаточно надеть маску, и распространение инфекции, как и риск заболевания коронавирусной инфекцией, стремительно снижается к нулю. Как в рассказе Михаила Зощенко «Кошка и люди» – жить можно. Если это действительно так, чем вызвана необходимость введения в Российской Федерации режима повышенной готовности и принятия мер по предотвращению распространения инфекции? Почему СИЗО закрыт для долгосрочных и краткосрочных свиданий? Почему при проведении следственных действий не все сотрудники СИЗО и другие граждане находятся в масках?

Доводы следствия по поводу условий, не представляющих опасности для жизни и здоровья в СИЗО, и вовсе свидетельствует о конфузе. Дело в том, что до введения карантина в СИЗО умирали люди, а здоровые граждане лишались своего здоровья. Но, по логике следствия, в СИЗО создана удивительная атмосфера, при которой слепым возвращается… слух, а заболевшие выздоравливают, надев защитную маску. Поэтому любая попытка отождествления СИЗО с санаторием или раем выглядит либо глупостью, либо неприкрытым цинизмом.

В настоящее время ни суды, ни органы прокуратуры не осуществляют деятельность в условиях, создающих угрозу для жизни и здоровья, судебные заседания откладываются на неопределенное время, а двери прокуратуры и следствия захлопнуты наглухо от граждан и защитников.

В СИЗО 1 г. Краснодара созданы условия, делающие невозможным оказание квалифицированной юридической помощи. Следственные действия проходят в условиях необеспечения элементарными, обязательными сегодня противоэпидемиологическими мерами, без средств индивидуальной защиты, что создает угрозу для жизни и здоровья граждан. Более того, они проводятся не в кабинетах следователя или защитника, а в общей комнате для краткосрочных свиданий в присутствии посторонних; общение с подзащитным, как и консультирование, осуществляется посредством телефонной связи.

Встречи адвокатов с подзащитными также проходят в общей комнате для свиданий, что полностью исключает элементарное соблюдение конфиденциальности и приводит к нарушению законного режима адвокатской тайны.

Ходатайства защиты об обеспечении свидания с подзащитным наедине и в условиях конфиденциальности следствием грубо игнорируются: «довод защиты в части проведения следственного действия в комнате СИЗО “для свиданий” является необоснованным и не влечет нарушения права на защиту. Указанное помещение оборудовано всем необходимым, чтобы обвиняемый имел возможность на общение со своими адвокатами. Более того, именно руководством СИЗО принято решение о проведении следственных действий в общей комнате для свиданий с целью обеспечения безопасности от возможности заражения коронавирусной инфекцией» (из постановления следователя).

Следствие отказывается понимать, что общение с адвокатами в общей комнате для свиданий, по телефону и в присутствии других лиц – не означает общение с защитником наедине и конфиденциально и напоминает попытки переложить ответственность с больной головы на больную еще больше. А неумные попытки создания некой «зоны безопасности» не должны нарушать конституционные и процессуальные права подзащитных.

Разумеется, что в связи с данными обстоятельствами на действия администрации СИЗО направлена жалоба в суд, но это не должно снимать ответственности с должностных лиц по обстоятельствам нарушения закона при проведении следственных действий в условиях COVID-19. И в этом вопросе требуется наша принципиальность.

Следующий аспект. Следствие отказывается понимать и оценивать законность проведения следственных действий и дачу показаний лицами, находящимися под подпиской о неразглашении сведений, составляющих предмет государственной тайны. Насколько возможно давать такие показания в общей комнате для свиданий, по телефону и в присутствии других лиц? По мнению следствия – можно. А по закону – нет.

Очевидно, что такие показания не только приведут к признанию их недопустимыми, но и неизбежно возникнет вопрос об оценке действий должностного лица через призму уголовного и уголовно-процессуального закона.

Происходящее напоминает реальность абсурда.

Важное обстоятельство, требующее обсуждения и понимания, – законность проведения «плановых» следственных действий в условиях, создающих опасность для жизни и здоровья участвующих в них лиц.

Например, я извещен о проведении запланированных следственных действий в СИЗО с 20 по 25 апреля 2020 г. включительно, в которых обязан участвовать в качестве защитника.

Перед следствием поставлен вопрос об обеспечении безопасности и законности проведения следственных действий в период угрозы распространения COVID-19 и необходимости проведения следственных действий, не относящихся к категории неотложных. По мнению следствия: «УПК не обязывает следователя проводить в условиях существующей пандемии коронавируса только неотложные следственные действия» (из постановления следователя). Шах и мат!

Возникают вопросы: кто понесет ответственность в случае причинения вреда жизни и здоровью защитников, подзащитных, членов их семьи и близких? О каком виде ответственности может идти речь? Почему и ради чего защитники и подзащитные должны рисковать жизнью и здоровьем при проведении следственных действий, не относящихся к категории неотложных?

Эти и другие вопросы поставлены перед руководителями правоохранительных органов, а прокурору, руководителю СУ СК РФ по Краснодарскому краю и суду предоставлена возможность оценить степень и глубину комизма следствия и дать прямые, аргументированные и недвусмысленные ответы.

Поэтому в современных условиях проведение следственных действий, не относящихся к неотложным в СИЗО, свидетельствует о несоблюдении мер, направленных на предотвращение распространения COVID-19 и безопасности участников уголовного судопроизводства, нарушении прав адвокатов и подзащитных, что делает невозможным оказание квалифицированной юридической помощи.