Адвокат и примирение: нужно ли сочетать войну и дипломатию?

О предупреждении судебных споров и устранении препятствий к мировому соглашению

В нашем представлении адвокатская деятельность давно и прочно ассоциируется с военной деятельностью, с боевыми действиями, причем не только в настоящем времени, но и в прошлом, с учетом традиций адвокатуры. Это проявляется даже терминологически в обозначении адвоката как воина: «advocatus miles», «стратегия защиты», «тактика заявления ходатайств», наконец – выработка позиции по делу как разработка плана сражения.

Но есть норма КПЭА, которая заставляет нас отойти от однозначного приравнивания адвоката к воину и вспомнить, что вообще-то адвокат должен еще быть и дипломатом.

Веду речь о п. 2 ст. 7 КПЭА, согласно которому предупреждение судебных споров является составной частью оказываемой адвокатом юридической помощи, поэтому адвокат должен заботиться об устранении всего, что препятствует мировому соглашению.

Эта норма адвокатской этики в большинстве случаев остается без должного внимания многих адвокатов – настолько она выбивается из общей линии привычного адвокатского поведения. Но поскольку норма есть, она подлежит выполнению нами.

Сразу хочу отметить, что мировое соглашение, а в более широком истолковании – примирение возможно в любом споре, ведущемся с участием граждан, в равной степени включая и гражданские, и уголовные дела (в которых обвиняемый может примириться с потерпевшим); примирение с органами государственной власти и органами местного самоуправления, конечно, представляется по общему правилу невозможным. Но и допустимости примирения в делах, связанных со взаимоотношениями граждан, вполне достаточно для того, чтобы эта норма была актуальна.

В связи с этим возникает важный вопрос сугубо практического характера.

Если адвокат должен заботиться об устранении всего, что препятствует мировому соглашению, то может ли он настаивать на заключении мирового соглашения вопреки пожеланию доверителя (то есть настоятельно уговаривать доверителя согласиться на заключение отвергаемого им, доверителем, мирового соглашения)? Ведь одним из обстоятельств, препятствующих заключению мирового соглашения, может быть нежелание доверителя заключать его.

Представляется, что если примирение в принципе не отвечает интересам доверителя, то и продолжать обсуждение его ничуть не стоит. Однако если примирение, по аргументированному убеждению адвоката, будет соответствовать интересам доверителя – тогда и возникает обозначенный мной выше вопрос.

Лично мне представляется, что приоритет – у принципиального положения Закона об адвокатуре о том, что адвокат не вправе действовать вопреки воле доверителя. И если доверитель отвергает возможное примирение со своим оппонентом, каким бы выгодным для его интересов оно ни было, адвокат не вправе настаивать на том, чтобы доверитель согласился на заключение мирового соглашения или примирение иным образом. Но при этом адвокат обязан сообщить доверителю все положительные и отрицательные лично для него (доверителя) последствия возможного примирения. В этом, бесспорно, в полной мере будет проявляться ключевая роль адвоката как независимого советника по правовым вопросам.

В завершение отмечу, что есть еще одно обстоятельство, которое можно рассматривать как подлежащее преодолению адвокатом препятствие для мирового соглашения (и, если смотреть шире, примирения). Таким препятствием зачастую является сам адвокат. Многие наши коллеги из-за своих личных психологических сложностей отказываются (прямо или косвенно – ссылаясь на любые отговорки) от участия в проведении переговоров, без которых заключение мирового соглашения в принципе невозможно. По моим наблюдениям, во многом эти отказы обусловлены тем, что в отличие от процессуальной сферы, максимально детально урегулированной в отношении любого судопроизводства, проведение переговоров не урегулировано практически никак. Соответственно, адвокат не имеет ориентиров, как действовать в тех или иных ситуациях, возникающих на поворотах переговоров: что говорить, как говорить, говорить ли вообще, что сказать раньше, что сказать позже, что сказать только по непременному предварительному согласованию с доверителем.

Однако бесспорно то, что адвокат должен уметь если не договариваться с другими людьми (все-таки достижение договоренности зависит и от него, и от его оппонентов), то точно переговариваться с другими людьми – то есть вести переговоры, в рамках которых сам адвокат изложит и разъяснит свою позицию и одновременно послушает и уяснит для себя позицию другой стороны. Даже безотносительно собственно переговоров умение переговариваться важно для адвоката как навык, неотъемлемо требуемый для эффективного осуществления адвокатами профессиональной деятельности. Это востребовано в общении и с доверителями, и с оппонентами, и в государственных органах (в частности, в суде, для убеждения в обоснованности своей позиции). Этот комплексный навык, основанный на очень плотном соединении психологии и риторики – соединении, позволяющем адвокату точно определять, что нужно сказать, обращаясь именно в данный момент к конкретным собеседникам, и как сказать таким образом, чтобы именно эти собеседники наилучшим образом услышали его и восприняли сказанное им.

Поэтому смело можно утверждать, что адвокат должен быть не только воином, но и дипломатом – ради максимально эффективного оказания им квалифицированной юридической помощи.