Популярные материалы
Грани профессионального мастерства
«Полюбить профессию, упорно работать, профессионально совершенствоваться и верить в свою звезду»
Зачем готовится адвокатская монополия в судах
В Донецкой Народной Республике активно внедряется КИС АР
Династии обеспечивают преемственность в адвокатуре
Экспертами в сфере адвокатской этики могут быть только сами адвокаты
Дисциплинарное производство – достаточная процедура проверки наличия нарушения этических правил
Олег Баулин
– Олег Владимирович, вы стали вице-президентом ФПА РФ в тот самый момент, когда Минюст России разработал проект масштабных изменений в Закон об адвокатуре. В какой мере эти поправки отвечают, по вашему мнению, базовым принципам деятельности адвокатуры, таким как независимость, корпоративность и самоуправление?
– Я бы назвал законопроект скорее неожиданным, чем несущим какую-то серьезную угрозу адвокатуре. Предшествующие изменения декабря 2019 г., имевшие, кстати, свою сложную предысторию, были ожидаемы и в какой-то части инициированы самим адвокатским сообществом, в какой-то – Министерством юстиции. С того момента времени прошло довольно мало, и, что называется, ничто не предвещало… Объективной потребности в предложенных Министерством в 2021 г. поправках, на мой взгляд, не было, что подтверждается содержанием проекта – его сложно назвать системным, связанным с проблемами адвокатского сообщества, преследующим конкретные цели улучшения качества и порядка оказания юридической помощи адвокатами, да и вообще в стране.
Пожалуй, можно сказать, что одной из целей проекта являлось усиление роли органов юстиции в отдельных аспектах деятельности адвокатуры. Причем оно могло бы получиться более значительным даже в проекте. Однако Совет Федеральной палаты своевременно подключился к работе над ним, создав специальную рабочую группу, и многие позиции корпорации были услышаны и приняты.
В проекте реализуется идея Единого федерального реестра адвокатов, звучит фундаментально, но, по сути, меняется только название. Реестр адвокатов, в том числе единый, в любом случае предполагает дифференциацию в зависимости от членства в региональной палате и места осуществления профессиональной деятельности. В ином случае он перестанет соответствовать своему назначению. Назначение же реестра заключается в его учетно-регистрационной функции, его задача – дать ответ на вопрос, имеется ли у лица статус адвоката либо нет. Что же касается собственно адвокатской деятельности, которая осуществляется адвокатами, в адвокатских образованиях, в связи с членством в региональных палатах, то она и должна, и остается вне контроля органов юстиции и вне отражения в их реестрах. Для систематизации функциональной, не статической, составляющей адвокатской деятельности, вернее, отдельных необходимых ее аспектов (например, ведения реестров адвокатских образований, работы по назначению, оказанию бесплатной юридической помощи) формируется КИС АР – Комплексная информационная система адвокатуры России (предлагаемая проектом ст. 39.1 Закона, очень важная для развития информатизации в адвокатуре).
В структуре норм о ведении Единого реестра адвокатов предложено правило о передаче федеральному органу юстиции сведений об ордерах адвокатов, выданных в связи с осуществлением защиты по назначению. В отличие от идеи единого реестра ордеров предложение больших проблем для адвокатского сообщества не создает, хотя и не вполне понятно. Сведения об ордерах по назначению элементом реестра адвокатов быть не могут, одновременный учет информации о субъекте и об одном из документов одного из видов его деятельности вряд ли возможен и точно не практичен. Кроме того, за работой по назначению осуществляются и корпоративный, и бюджетный, и судебный (в случае вынесения судами постановлений об оплате труда) контроль, и вряд ли для органов юстиции в этих процедурах могут найтись роль и место.
В проекте много предложений, все они были и, думаю, еще будут, предметом подробного обсуждения. В целом проект, в связи с упомянутой неоднородностью, оценить довольно сложно. В нем есть положения, посредством которых федеральный орган юстиции стремится подчеркнуть свои значение и роль в отношении адвокатской корпорации. В нем есть позиции, необходимые адвокатскому сообществу, появившиеся по инициативе Федеральной палаты.
– Давайте коснемся нескольких пунктов этой законодательной инициативы, которая сейчас широко обсуждается. Прежде всего, как вы прокомментируете позицию ФПА РФ, где названа избыточной норма законопроекта, предполагающая наделение органа юстиции правом обжаловать решение совета адвокатской палаты, принятое по результатам дисциплинарного разбирательства, инициированного представлением органа юстиции?
– Комментарий не будет отличаться от позиции Совета Федеральной палаты, которая была сформирована практически сразу после ознакомления с итоговым текстом законопроекта, на заседании в октябре прошлого года.
Я считаю, что других экспертов в сфере адвокатской этики, кроме самих адвокатов, нет. Если бы речь шла о судебной проверке законности каких-либо решений, спорить с предложением было бы сложно. Но ведь фактически предлагается контроль за «этичностью» выводов органов корпорации.
Допустим, адвокат может совершить проступок, процессуальный либо административный. Здесь появляется объект контроля со стороны государства, который возможно исследовать, установить, применить последствия – например, ограничить выступление, предупредить и т.д. Что же касается вопросов о том, допущено ли нарушение правил профессиональной этики, – это все-таки компетенция самих профессионалов, причем, полагаю, исключительная.
Кроме того, надо понимать, что решение совета региональной палаты не является одномоментным. Дисциплинарное производство – многостадийный процесс возбуждения, подготовки, рассмотрения квалификационной комиссией, принятия итогового решения советом. Это сама по себе достаточная процедура проверки наличия нарушения этических правил, и дополнительное включение в нее права органа юстиции на оспаривание, с моей точки зрения, лишь подчеркивает его роль, но не обеспечивает объективность рассмотрения.
– Как вы относитесь к нормам законопроекта, предусматривающим утверждение Минюстом России Положения о порядке сдачи квалификационного экзамена и введение дополнительных требований к претендентам на приобретение статуса адвоката? Например, не вызывает ли беспокойства требование о предоставлении справок, которые, по-видимому, можно просто купить? Не станет ли эта норма в случае ее принятия коррупциогенным фактором?
– Мне предложения об утверждении правил сдачи квалификационного экзамена Министерством юстиции непонятны. Прежде всего, я не понимаю, какие претензии к действующим правилам. Обоснование изменений, на мой взгляд, именно с этого должно начинаться. Кроме того, я не понимаю, что именно можно утвердить либо не утвердить применительно к порядку сдачи экзаменов, если все существенные позиции – кто допускается, кто экзаменует и что проверяется – установлены законом.
Что касается сведений об отсутствии судимости, факта уголовного преследования, наркологического либо психиатрического учета, то необходимость представления такого рода документов определена не умозрительными рассуждениями, а вполне конкретной практикой работы квалификационных комиссий, возникшими проблемами и сложностями их преодоления. «Приобрести» такие документы, наверное, можно. Наверное, можно «купить» и паспорт гражданина РФ, но что это меняет? Имеются механизмы борьбы с представлением подложных документов, они и будут использоваться. Наделение статусом адвоката – серьезная процедура, и относиться к ней следует тоже серьезно.
– Ряд положений проекта вызвал негативный отклик группы адвокатов и юристов, выраженный в обращении с громким названием «Защитим российскую адвокатуру!». Можете ли вы прокомментировать их?
– Полагаю, это обращение преследует какие-то неназываемые цели, отличные от анализа и критики положений проекта. Тезисов в нем немного. Есть позиция о появлении правила об обязательности возбуждения дисциплинарного производства по любому обращению органа юстиции. Однако правило не такое уж и новое, в п. 7 ст. 17 Закона об адвокатуре в действующей редакции закреплено, что представление о возбуждении дисциплинарного производства, внесенное территориальным органом юстиции, рассматривается квалификационной комиссией и советом адвокатской палаты. По-другому в действующем регулировании действовать нельзя, нужно рассматривать представление по существу. Но как таковая угроза независимости адвокатуры здесь не прослеживается – представление органа юстиции будет последовательно рассмотрено квалификационной комиссией и советом палаты и абсолютно не предрешает их выводов.
Не готов и не хочу признавать хотя бы в чем-то полезными для сообщества возражения относительно положения о нераспространении на адвокатов правил обработки персональных данных, вызванные, по всей видимости, неведением относительно наличия и содержания Федерального закона «О персональных данных». То, что будет отсутствовать даже предположение о возложении на адвокатов и органы корпорации обязанностей оператора персональных данных – совершенно нормально и правильно. Судьба оператора персональных данных тяжела, и совершенно не хочется желать ее адвокатам.
Правило о возможности оформления ордеров региональной адвокатской палатой объясняется необходимостью объединить выполнение определенной функции и оформление документов, необходимых для ее реализации. Поскольку именно региональные палаты распределяют поручения на осуществление защиты по назначению, они должны иметь право (об обязанности речь не идет) централизованно выдавать адвокатам ордера на этот вид адвокатской работы. Обязанность адвокатских образований по выдаче ордеров на выполнение поручений по соглашению при этом сохраняется в полном объеме.
Характеристика КИС АР как системы с «режимом открытых данных» обусловлена, видимо, поверхностными представлениями о принципах формирования и функционирования системы. Чтобы оценивать программный продукт, нужно иметь о нем представление. В рамках системы будут и открытые сведения, это объективно и определено положением адвоката как субъекта, имеющего особый публичный статус, участвующего в судопроизводстве. «Секретных» адвокатов и адвокатских образований не бывает и быть не может. Но будет и информация закрытая.
Вот, собственно, и все в отношении обращения. Работа с проектом, как выполненная, так и предстоящая, требует внимательного отношения, вдумчивого анализа, последовательной аргументации, а не призывов и лозунгов, тем более таких, к которым сложно относиться серьезно.
– Вспомним ранее озвученную идею повсеместного создания госюрбюро. Неужели в федеральном бюджете так много лишних денег, на которые можно будет содержать целую армию государственных консультантов? И главное – есть ли в этом необходимость?
– В своей аргументации по этому вопросу вынужден повторяться. Провозглашенная (не в первый раз уже) идея создания системы государственных юридических бюро преследует внешне красивую цель оказания нуждающимся бесплатной юридической помощи. Казалось бы, откуда могли бы взяться аргументы против.
Однако первое и очевидное сомнение лежит на поверхности – что, раньше ничего не было, бесплатная помощь не оказывалась никому и никогда? Но это не так. Даже во времена, когда не было нормативного регулирования, ни одна одинокая мать, ни один участник Великой Отечественной войны не уходили из коллегий адвокатов без помощи.
После начала действия в 2011 г. Закона о бесплатной юридической помощи оказываемая адвокатами помощь стала субсидируемой (честнее сказать – очень частично субсидируемой), сформировались система и правила ее оказания. Правда, это не отменило работы адвокатуры по оказанию бесплатной помощи в чистом виде – в рамках разовых и регулярных акций, дней помощи, проводимых адвокатами.
Слышал мнение, что адвокаты оказывают бесплатную помощь неохотно. Пропаганда образа адвоката как ленивого и черствого стяжателя распространена, но действительности не соответствует. Стереотип не учитывает работу и взгляды тысяч и десятков тысяч адвокатов, которые считают помощь нуждающимся, оказавшимся в сложной ситуации, своим нравственным долгом, которые непосредственно общаются с гражданами, в том числе в небольших городах, в сельских районах. Есть здесь и объективные показатели, под микроскопом в отчетно-учетных целях проверяемые органами социальной защиты – ежегодно помощь оказывается тысячам и десяткам тысяч граждан, жалобы же на некачественное либо неправильное оказание помощи единичны, и их всегда на порядок меньше, чем благодарностей.
Второе сомнение – откуда возьмутся десятки миллионов нуждающихся в бесплатной помощи, для которых было предложено создать сеть госюрбюро? Адвокатура объективно видит от одной-двух до десяти тысяч обратившихся за бесплатной юридической помощью в год в каждом из регионов. На широко анонсируемые Дни бесплатной юридической помощи откликаются охотно, но сотни граждан, и никак и никогда не получаются миллионы. На мой взгляд, нет никакой необходимости ежегодно выделять миллиарды бюджетных средств на помощь несуществующим миллионам «нуждающихся». При том, что адвокатура этой работой занималась, занимается и будет заниматься за существенно меньшие (на порядки!) объемы финансирования в сравнении с планами Минюста по созданию сети госюрбюро по всей стране.
Нужно вспомнить, что органы прокуратуры выполняют традиционные функции обращения в суд и участия в делах, имеющих публичное и особое социальное значение. Что в каждой государственной или муниципальной структуре работают юридические отделы, в которых трудятся десятки, сотни, а в итоге – многие тысячи юристов, призванных в том числе оказывать помощь и содействие гражданам.
Среди главных задач оказывающего юридическую помощь – быть профессиональным и независимым советником. С профессионализмом в принципе может получиться – почему и нет? Но может и не получиться – вовсе не факт, что новый набор окажется лучше действующего или вообще дееспособным. С независимостью все сложнее. Состоять на госслужбе, в трудовых отношениях с госюрбюро и быть при этом независимым, наверное, можно, но, как шутят, недолго.
Среди многочисленных адвокатских этических правил есть правила об адвокатской тайне – безусловный императив, начало, от которого нельзя отступать без риска остаться без статуса адвоката. И сам факт обращения, и его содержание, и любые сообщенные сведения защищены и не должны быть доступны никому. Без этого невозможны ни оказание юридической помощи, ни нормальная и качественная защита прав, ни состязательный процесс. Возможна ли тайна обращения, консультации, представительства в государственных бюро, у государственных служащих? Вопрос совершенно риторический.
– Как будут поступать люди, вынужденные оспаривать акты государственных и муниципальных органов и их сотрудников, если усилятся полномочия Минюста по контролю за адвокатурой? Не получится ли так, что они предпочтут обратиться к независимым юристам, не имеющим статуса адвоката?
– Если бы под контролем Минюста стала осуществляться адвокатская работа по конкретным делам, то вряд ли можно было бы говорить об адвокатуре. Выполнение государством отдельных, регламентированных законом полномочий в области адвокатуры – это понятно, поскольку связано со статусом адвоката как публичного субъекта, и это нормально, при условии, что эти полномочия не чрезмерны. Но нужно понимать, что это могут быть отдельные полномочия, и иметь отношение они должны только к внешней, организационной стороне деятельности корпорации. Вмешательство же в саму профессиональную работу адвоката недопустимо не только со стороны государства, но и со стороны адвокатских палат. Это безусловный императив. Любая форма вмешательства в сферу профессиональной работы разрушает независимость адвоката как профессионального советника, аннулирует адвокатскую тайну. Конечно же, представить адвокатуру с госконтролем за работой адвокатов невозможно. Если же что-то похожее произойдет, думаю, каких-то других независимых юристов, к которым можно будет обратиться вместо адвокатов, уже не останется. Однако основания для оптимизма имеются, и их больше, чем для пессимизма.
– Недавно в «АГ» сообщалось о решении АП Воронежской области предоставить адвоката в деле об административном правонарушении. Вы согласны, что порядок осуществления защиты по назначению по делам об административных правонарушениях требует нормативного закрепления? Или созданного на основании решения ЕСПЧ прецедента, на ваш взгляд, достаточно?
– Безусловно, законодательное регулирование необходимо, оно устранит неопределенность в вопросе об оказании юридической помощи по делам об административных правонарушениях. Насколько я помню, при разработке проекта нового Кодекса об административных правонарушениях этот вопрос обсуждался. Однако отсутствие прямого законодательного регулирования не означает, что адвокат не может быть назначен в качестве защитника по делу об административном правонарушении в настоящее время. Я уже писал, комментируя конкретную ситуацию, что Верховный Суд РФ включил в обзор судебной практики № 4 за 2016 г. позицию, выраженную в постановлении ЕСПЧ по делу «Михайлова против России», согласно которой непредоставление защитника за счет государства лицу, привлекаемому к ответственности, является нарушением Конвенции о защите прав человека и основных свобод. ЕСПЧ указывал, что право на получение бесплатной юридической помощи может быть реализовано, если соблюдены два условия: у заявителя недостаточно средств для оплаты юридических услуг и предоставление юридической помощи осуществляется в интересах правосудия.
Поэтому воронежская палата поручения о назначении адвокатов для оказания юридической помощи по делам об административных правонарушениях выполняет и будет выполнять.
– В декабре на конференции о критериях добросовестности в уголовной защите вы заявили, что факт процессуального злоупотребления правом со стороны адвоката еще не свидетельствует о совершении им дисциплинарного проступка. Можно ли утверждать, что корпорация в таких случаях должна защищать своих членов, если они совершили подобные поступки в интересах подзащитных?
– Вопрос тонкий и сложный, но для адвокатов ответ на него, думаю, понятен. Давайте начнем с того, что корпорация должна защищать своих членов всегда, когда это возможно, и пока сам адвокат сохраняет для корпорации такую возможность.
Что же касается использования процессуальных прав в противоречии с их законодательно определенным назначением, то такие ситуации действительно могут влечь разное отношение корпорации. Злоупотребление процессуальным правом – процессуальный проступок, который может повлечь определенные последствия как минимум в виде отказа в совершении процессуального действия, удовлетворения ходатайства, заявления. Во всяком случае, суд наделен достаточным арсеналом для противодействия процессуальным злоупотреблениям. Однако ставить знак равенства между процессуальным проступком и нарушением правил корпоративной этики нельзя, поскольку и регулирование, и составы различаются. И допустим, если адвокат, злоупотребив правом, действовал исключительно в интересах доверителя, то это обстоятельство корпоративные органы должны оценить и учесть. Каким образом – зависит уже от конкретной ситуации.
Беседовал Константин Катанян, обозреватель «АГ»