Алгоритмы разрешения стандартных ситуаций исключают ошибки исполнителей

– Татьяна Ивановна, в апреле текущего года вы стали членом Совета ФПА РФ. Чем вас привлекает работа в органе корпоративного самоуправления? И не мешает ли такая дополнительная нагрузка вашей непосредственной деятельности, у вас ведь большая адвокатская практика?

– Конечно, работа в Совете занимает время, но мне она интересна. Федеральная палата адвокатов не только координирует деятельность региональных адвокатских палат и защищает интересы адвокатов в органах государственной власти, но и решает множество задач, возложенных на адвокатуру в целом. Участие в разработке и обсуждении на федеральном уровне тех или иных вопросов, касающихся развития адвокатуры, для меня как для юриста очень интересно. Устройство адвокатуры, ее место в обществе, взаимоотношения с судебной и правоохранительной системами страны, внутренняя организация, взаимоотношения между собой членов корпорации и взаимоотношения всей корпорации с органами власти – это огромная и очень важная отрасль знаний в юриспруденции.

– Как вы расцениваете вхождение вашего адвокатского бюро в число победителей Best Lawyers в России? Что это значит лично для вас?

– Для любого юриста признание его профессионализма клиентами и коллегами очень важно. В мире существует всего несколько уважаемых и заслуживающих доверия рейтингов, среди которых и рейтинг Best Lawyers. Адвокаты нашего бюро отмечены им второй раз, все три партнера бюро рекомендованы рейтингом в числе лучших специалистов в различных отраслях права: Татьяна Проценко – в номинации «Уголовное право», Алексей Борисов – в номинации «Налоговое право», Олег Романенко – в номинации «Корпоративное право».

Также в этом году портал Право.ру по результатам исследования рынка литигации рекомендовал нас в числе сильнейших литигаторов России.

– Расскажите, пожалуйста, о своем жизненном пути и профессиональной карьере. Когда и почему вы решили стать адвокатом?

– Стать адвокатом я хотела еще в школе – меня интересовала юриспруденция, я участвовала в различных школьных олимпиадах по обществоведению и праву. По окончании школы в 1984 г. поехала поступать на юридический факультет Ленинградского государственного университета, но, успешно сдав вступительные экзамены, не прошла по конкурсу, к сожалению. В то время поступить на юрфак девочке-школьнице было чрезвычайно трудно – предпочтение отдавалось мальчикам, отслужившим в армии, имеющим не менее двух лет рабочего стажа, и т.д. Работала, готовилась к поступлению, параллельно окончила Всероссийский заочный финансово-экономический институт, однако мечту не оставляла – поступила в Московскую государственную юридическую академию, которую окончила с красным дипломом, затем аспирантуру Института государства и права Российской академии наук.

Моя юридическая практика началась еще в годы учебы в академии – в администрации Брянской области, куда я была приглашена на работу в юридический отдел, еще не имея диплома о юридическом образовании, затем меня пригласили на должность начальника правового отдела Брянской областной Думы. Работа в этих органах стала для меня очень хорошей практикой и позволила развить многие необходимые юристу качества. Мне приходилось вникать практически во все отрасли права, уметь быстро ориентироваться в законодательстве и принимать важные решения, я научилась разрабатывать и анализировать законопроекты, выступать на заседаниях Думы (даже на заседании Государственной Думы приходилось выступать), участвовать в обсуждениях юридических проблем на всевозможных совещаниях, конференциях и круглых столах, отстаивать позицию в суде.

Мечта стать адвокатом привела меня в Москву, где я и получила адвокатский статус в коллегии адвокатов (еще до принятия Закона об адвокатуре). Несколько лет состояла в коллегиях адвокатов (сначала в одной, потом в другой), в 2007 г. была избрана председателем коллегии и в течение 10 лет организовывала ее работу. За это время выпустила больше десятка стажеров, которые после сдачи экзамена получили адвокатский статус и стали успешными адвокатами.

В начале своего адвокатского пути, наверное, как и многие коллеги, бралась за любые дела, для накопления практики по уголовным делам очень много работала по 51-й, за что тогда практически не платили. Со временем начала определяться в специализации, начали выделяться отрасли и направления, которые вызывают больший профессиональный интерес.

В последние годы работы в коллегии оказалось, что мы с еще двумя коллегами – Алексеем Борисовым и Олегом Романенко – осуществляем деятельность практически как бюро, т.е. ведем совместные дела, крупные юридические проекты, дополняем друг друга знаниями и опытом. Алексей – специалист по экономическим и налоговым преступлениям, имеет большой опыт по расследованию этих дел. Олег – кандидат юридических наук, отличный цивилист с нестандартным подходом к решению юридических задач. В 2017 г. мы решили уйти из коллегии и открыть свое бюро, чтобы совместно вести дела и специализироваться только на юридическом сопровождении бизнеса (экономические споры, банкротства, налоговые проверки, уголовные дела по экономическим и налоговым преступлениям). Я оставила пост председателя коллегии и вместе с партнерами мы зарегистрировали адвокатское бюро «Проценко и партнеры».

– Вспоминая ваше выступление на конференции «Адвокатура. Государство. Общество» в 2019 г., где вы говорили о гражданско-правовых и уголовно-правовых рисках адвокатов, представляющих интересы бизнеса, не могу не спросить, пришлось ли вам испытать такие риски на собственном опыте?

– Думаю, каждый практикующий адвокат сталкивался с подобными рисками, вопрос в том, как их предвидеть и обезопасить себя. Умение оценить ту или иную ситуацию на наличие рисков, предвидеть возможное поведение не только правоохранительных органов, но и собственного доверителя приходит с опытом. Для обмена таким опытом Федеральной палатой адвокатов и проводятся подобные конференции и вебинары.

– Изменилось ли что-нибудь в этом плане за прошедшие два года? Как избежать таких рисков сегодня?

– Не могу сказать, что изменилось что-либо в плане наличия рисков, наверное, и не изменится, ведь риски у адвоката останутся всегда – он всегда на передовой.

Изменилось отношение самих адвокатов к подобным рискам – я вижу это из общения с коллегами, в том числе в профессиональных группах в соцсетях. Адвокаты чаще стали задумываться над тем, на что раньше просто махнули бы рукой.

– Как вы можете оценить ситуацию с нарушениями прав адвокатов в целом – насколько они распространены, насколько успешна борьба с ними?

– К сожалению, нарушения прав адвокатов встречаются часто – практически ежедневно можно услышать от коллег о недопуске адвоката к подзащитному, о нарушении прав в уголовном процессе. А ведь нарушение прав адвоката – это прежде всего нарушение прав его подзащитного. И главное, что это не отдельные нарушения в каком-то конкретном подразделении или конкретном деле – это уже системные ограничения на законодательном уровне. Такие, например, как возможность с помощью плана «Крепость» не допускать адвокатов к задержанным, запрет становиться депутатами, даже на общественных началах.

Для успешной борьбы с каждым нарушением прав адвокатов необходимы системные изменения, направленные на обеспечение гарантий профессиональной деятельности и санкций за воспрепятствование деятельности адвоката.

– Как вы отнеслись к запрету проходить в места лишения свободы со смартфонами и другими гаджетами, позволяющими осуществлять видеозапись?

– Как может относиться адвокат к запретам, препятствующим его профессиональной деятельности? Средства видеозаписи и фотофиксация позволяют документально засвидетельствовать различные нарушения прав его подзащитного, а зачастую адвокат является единственным лицом, кому осужденный может пожаловаться на нарушение своих прав.

– Считаете ли вы, что в сфере оказания бесплатной юридической помощи искусственный интеллект может оказаться эффективнее юристов, состоящих на государственной службе?

– Несомненно, эффективнее, причем как с точки зрения качества помощи, так и с точки зрения экономии бюджетных средств. Статистика обращений за бесплатной юридической помощью показывает, что около 90% обращений однотипны и достаточно просты в реализации, их относительно легко стандартизировать. Они представляют собой вопросы всего по 3–4 отраслям: взыскание алиментов, предоставление жилья сиротам, взыскание долгов, вопросы ЖКХ. При детальной проработке тем можно сформулировать не более 30 стандартных вопросов и разработать алгоритмы ответов на них, обучить которым искусственный интеллект не представляет сложности. Заложенные в искусственный интеллект тщательно выверенные ответы на стандартные вопросы и алгоритмы разрешения стандартных ситуаций исключают ошибки исполнителей и зависимость от квалификации отвечающего юриста.

Конечно же, обучить нейронную сеть ответам на стандартные вопросы гораздо дешевле для бюджета, чем создать по всей стране тысячи бюро – обеспечить их помещениями, средствами связи, транспортом, административным аппаратом и ежемесячно платить зарплату целой армии юристов, отвечающих ежедневно на типовые вопросы.

– На каком этапе компьютерный «мозг» должен «сдаться» и предложить гражданину обратиться за помощью к адвокату?

– На этапе, когда ситуация выходит за рамки стандартного вопроса и требует анализа документов и обращения в суд.

– Следует ли обязать судей, чтобы они пользовались помощью искусственного разума в случаях, когда у них больше механической работы по делу, чем интеллектуальной?

– Суд не может пользоваться ничьим разумом, кроме лично своего, – в соответствии с законом судья выносит решение, исходя из своего внутреннего убеждения. Что касается облегчения механической работы судей, насколько я знаю, каждый судья имеет свои шаблоны по различным стандартным ситуациям, которыми он пользуется. Однако без изучения дела судьей никакой искусственный разум ни одного, даже, казалось бы, шаблонного, решения выдать не сможет. Например, стандартное определение о принятии искового заявления к производству и возбуждении гражданского дела невозможно вынести без изучения самого заявления и приложенных к нему документов. Хотя заявления о роботизации судебных решений по стандартным делам делала еще бывший председатель Мосгорсуда О.А. Егорова. Время покажет, как это получится.

– Как еще можно улучшить работу судебной системы? Вы действительно считаете, что эффект может дать облачение всех сотрудников суда в форменную одежду?

– Нет, конечно же, переодевание сотрудников в любую, даже самую строгую или самую красивую форму не решит все проблемы судебной системы. Однако во всем мире суд – это высший государственный орган, решающий зачастую человеческие судьбы. Он должен вызывать уважение всем своим существом – каждый его сотрудник должен внушать уважение к себе. Согласитесь, что трудно вызвать уважение к сотруднику суда в спортивном костюме или домашней пижаме (я и таких встречала в судах).

– А что вы тогда думаете про адвокатов – должны ли они надевать в суде мантии?

– Споры среди адвокатов о необходимости ношения мантий для них не утихают несколько лет. Во многих странах участвовать в судебном процессе адвокат может только в мантии. Наверное, это красиво, придает некую важность процессу и месту. В российских реалиях это вряд ли возможно. Почти нигде в судах нет комнат для адвокатов, где они могли бы переодеться, надеть мантию, приготовиться к процессу. Загруженность судов такая, что адвокаты часами сидят (или стоят) в коридорах в ожидании судебного заседания, а потом бегут в другой суд – нередко за десятки километров. Как тут обеспечить наличие мантии?! Но в любом случае, где бы мы ни работали и в каких бы условиях ни находились, адвокат, конечно же, должен выглядеть достойно, опрятно и соблюдать строгий деловой стиль одежды.

Беседовал Константин Катанян, обозреватель «АГ»