Лента новостей
20 сентября 2023 г.
Декриминализация в меру
СМИ: Минюст России подготовил проект поправок в УК РФ, смягчающих правила наказания за нарушение авторских и смежных прав
8 сентября 2023 г.
Шаги к гуманизации
СМИ: Осужденных на принудительные работы отправят в булочные и парикмахерские
7 сентября 2023 г.
Страхи сильно преувеличены
Вице-президент ФПА РФ Елена Авакян прогнозирует быстрое «переобувание» конспирологов и противников биометрии
Мнения
22 сентября 2023 г.
Внесудебное урегулирование нуждается в популяризации
АП Томской области подписала соглашение о сотрудничестве по созданию регионального Центра медиации
Интервью
21 сентября 2023 г.
Процессуальное право – самое главное в юриспруденции
Далеко не все нормы материального права адвокату приходится применять на практике, но процесс он должен знать назубок
Суд присяжных — самая справедливая, высшая форма судопроизводства
17 марта 2016 г. 18:37
Как наконец сделать гуманными правоохранителей и судей
На днях, 14 марта, президент Владимир Путин внес в Государственную Думу пакет законопроектов, направленных на реформирование суда присяжных, в том числе проект ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с расширением применения института присяжных заседателей».
Российская правоохранительная и судебная системы до сих пор вызывают острую общественную критику.
Как может изменить ситуацию развитие института суда присяжных, Znak.com рассказал президент Федеральной палаты адвокатов, доктор юридических наук, профессор Юрий Пилипенко.
– Юрий Сергеевич, проектом федерального закона «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с расширением применения института присяжных заседателей» их количество предлагается сократить с двенадцати до восьми на областном уровне и до шести – на районном. Что лучше – двенадцать или шесть?
– Прежде всего, должен сказать, что Федеральная палата адвокатов РФ приветствует и поддерживает законодательную инициативу президента о расширении сферы действия суда присяжных. Это самая справедливая форма судопроизводства и, наверное, высшая, поскольку предоставляет гражданам возможность осуществить свое право на участие в отправлении правосудия, закрепленное в статье 32 Конституции РФ. То есть суд присяжных – это очень важный социальный феномен, который обеспечивает связь между обществом и властью.
Что касается числа присяжных, то, даже если мы обратимся к опыту стран, в которых развит институт суда присяжных, нельзя будет дать однозначный ответ. Результаты проведенных в США специальных исследований показывают, что с точки зрения групповой психологии – лидерства внутри группы, влияния привходящих факторов и так далее – двенадцать присяжных заседателей все-таки наиболее оптимальное число. Тем не менее в США в некоторых штатах создаются коллегии из двенадцати присяжных, в некоторых – из шести.
Когда Верховный Суд выступил с предложением ограничиться восемью присяжными на областном уровне и шестью на районном, ФПА поддержала его, но настаивала на том, что решение [о виновности подсудимого] должно приниматься квалифицированным большинством жюри. Эта норма, как нам кажется, не менее важна, чем положения о количестве присяжных заседателей. К сожалению, в законопроект она не вошла. Но в любом случае восемь или шесть – лучше, чем ничего.
– Уверены, что это всегда лучше, чем ничего?
– Да, потому что обычный суд в современной России практически всегда поддерживает обвинение. В таком суде лишь около 0,8% рассмотренных дел заканчиваются вынесением оправдательного приговора, а суде присяжных, по разным оценкам, – от 17 до 20% оправданий. Тем не менее с участием присяжных сейчас рассматривается, как правило, 300–400 дел в год. И хотя в 2015 году это число увеличилось до 500, о каком-либо «прорыве» говорить не приходится, потому что общее количество рассматриваемых в нашей стране уголовных дел – миллион в год. Таким образом, расширение сферы действия суда присяжных не просто улучшит статистику оправдательных приговоров, а повлечет качественные изменения в уголовном судопроизводстве в целом, они, в свою очередь, отразятся на состоянии общества.
Вспомним о великой российской адвокатуре XIX века, по влиянию на умонастроения общества она была сопоставима с великой российской литературой. Это сословие могло сложиться и проявить себя столь выдающимся образом только благодаря великой Судебной реформе 1864 года и при наличии суда присяжных. В Российской империи в 1864–1878 годах суд присяжных рассматривал дела по 410 статьям Уложения о наказаниях (почти пятая часть статей этого закона). В частности, в 1873–1874 годах на долю присяжных пришлось три четверти всех дел, рассмотренных по существу окружными судами (коллегии присяжных до 1917 года создавались на уровне окружных судов). В последней четверти XIX века судом присяжных рассматривалось в год в среднем 18–22 тысячи дел, а в начале XX века, в связи с увеличением общего количества дел, – до 50 тысяч.
Работа в суде присяжных, на мой взгляд, формирует неординарную ментальность, требует особенной подготовки – знания психологии, риторики – и куда более глубокого погружения в материал. Весь этот комплекс знаний и умений, которые в обычном суде востребованы меньше, при существенном расширении сферы действия суда присяжных повлияет не только на адвокатов, но и на всю судебную систему, ведь обвинение тоже должно будет стать более аргументированным, убедительным, а значит, и следствие – более дисциплинированным.
Замечательный человек, большой эрудит, федеральный судья в отставке Сергей Пашин справедливо отметил, что не суд присяжных должен подстраиваться под сложившуюся судебную систему, – напротив, сама судебная система должна настраивать себя под тональность суда присяжных.
– Считается, что в присяжные идут пенсионеры, безработные и разного рода бездельники и что платить им – «дорогое удовольствие»: говорят, что распространение суда присяжных на районный уровень потребует 12 млрд рублей. Что скажете?
– Скажу, что это пустые сомнения. Первый довод: если 90% граждан поддерживают президента России, то почему государству не сделать «ответный ход» и не поручить гражданам вершить правосудие? Второй довод: суд присяжных экономически обоснован. Новейшие технологии высвобождают огромное количество человеческих ресурсов, и люди стремятся получить высшее образование – никто уже не хочет идти в сантехники. И я знаю, куда распределяется вся эта масса высвободившихся от физического труда людей.
В советское время в МИДовской высотке на Смоленской площади размещались Министерство иностранных дел СССР – сверхдержавы, которая «рулила» половиной мира, Министерство внешнеэкономических связей и с десяток экспортных объединений. Сейчас в этом здании располагается только МИД, к нему сделали пристройку, плюс у министерства несколько других зданий в центре Москвы. Или возьмем за пример «Газпром». Я еще помню времена, когда его предшественник, Министерство газовой промышленности СССР, занимал шестиэтажное здание на улице Строителей. А теперь у компании в пользовании целая высотка в Новых Черемушках и другие здания.
Возникает вопрос: почему бы не сделать так, чтобы люди, а за ними и соответствующие средства уходили не в массу «офисного планктона», который переносит бумажки с этажа на этаж, а в сферу отправления правосудия?
– Из 56 составов преступлений, дела по которым раньше рассматривались судами присяжных, на сей момент осталось 19. Законопроектом к ним предлагается добавить еще два – часть 1 статьи 105 (убийство) и часть 4 статьи 111 (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего). Это нормальная тенденция?
– Увеличение числа составов преступлений, относящихся к компетенции присяжных, необходимо. Это абсолютно правильная тенденция, и мы ее приветствуем. Нынешние 19 составов, если называть вещи своими именами, – это насмешка над Конституцией. Повторяю, Основной закон гарантирует гражданам участие в отправлении правосудия. Реализация этого права не должна ограничиваться лишь редкими посещениями избирательных участков. Но как его реализовать другим способом, если суд присяжных может рассматривать дела всего по 19 составам преступлений – не более полутысячи дел в год?
Как следует из данных судебной статистики, приведенных в пояснительной записке к законопроекту, благодаря введению двух новых составов (дела по ним будут рассматриваться на районном уровне, также как и дела о преступлениях, предусмотренных частью 2 статьи 105, статьями 277, 295, 317, 357 УК, по которым не могут быть назначены пожизненное лишение свободы или смертная казнь) это число может возрасти в три-четыре раза – прогресс, безусловно, значительный. Тем не менее, думаю, что количество составов, подсудных присяжным, надо увеличивать как минимум на порядок. Точной цифры не назову, но чем больше их будет, тем лучше. Еще раз подчеркну, что только так мы достигнем другого качества следствия, обвинения, адвокатуры, суда.
Убежден, что участие присяжных необходимо не только в уголовном судопроизводстве. При Вениамине Федоровиче Яковлеве (председатель Высшего Арбитражного суда РФ до 2005 года – ред.) затевался эксперимент по включению присяжных в арбитражное разбирательство, а сегодня неплохо бы подумать над тем, чтобы с их участием рассматривались некоторые гражданские дела – например, по вопросам усыновления/удочерения, то есть такие, где нужен значительный житейский опыт, а не поверхностный, как у 25-летней судьи.
– А то, что у присяжных в свое время отняли такие составы, как бандитизм, терроризм, служебные преступления, организация массовых беспорядков, это, по-вашему, справедливо?
– Предать суду присяжных обвиняемого, например, в организации теракта – не значит попустительствовать терроризму. А когда речь идет о возможном давлении на членов коллегии присяжных, то, если нельзя судить в том регионе, где произошел теракт, ничто не мешает передать дело в другой регион.
К сокращению компетенции суда присяжных привели проблемы внутри правоохранительной системы. В России – и во времена империи, и при социализме, и в постсоветский период – доминировала исполнительная власть, а для нее суд присяжных – помеха в решении вопросов единоличным порядком. Противники расширения сферы действия суда присяжных часто приводят аргумент о том, что присяжные не справятся с многотомными делами. Но колоссальные объемы дел – это проблема, тоже созданная нашими правоохранителями. Следственный комитет (МВД в этом смысле еще отстает) имеет обыкновение «сгружать» в суды дела в 500 и даже 900 томов. А суды – я интересовался – не могут воспротивиться этому, хотя знают, что из всего объема им понадобится лишь томов 20–30.
Мой учитель, покойный Владимир Александрович Туманов (председатель Конституционного Суда в 1995–1996 годах, затем судья Европейского суда по правам человека – ред.) говорил, что изъян нашей правоохранительной системы в том, что она – то ли по традиции, то ли ради отчетности – старается «нагрузить» обвиняемого всеми возможными составами: задержали за наркотики – так добавят соучастие в банде, хищение и т. д. А ведь можно по-другому: вначале осудить только по явному составу (тогда и СИЗО не будут переполнены), а потом, если есть необходимость, доследовать.
– 25 февраля Конституционный Суд вынес постановление по жалобе жительницы Челябинской области Алены Лымарь. Речь шла о конституционности положений Уголовного кодекса, ограничивающих право женщин, обвиняемых в убийстве, на рассмотрение их дел судом присяжных, по сравнению с аналогичным правом, предоставленным мужчинам. КС постановил внести в УПК изменения, которые обеспечат право женщин на рассмотрение их дел с участием присяжных заседателей без какой-либо дискриминации. Каково ваше мнение?
– Ограничения, установленные пунктом 1 части 3 статьи 31 УПК, исключают из подсудности суда присяжных дела, по которым не может грозить наказание в виде пожизненного заключения или смертной казни (ввиду моратория на смертную казнь назначается только пожизненное заключение). А женщины, лица, совершившие преступления в несовершеннолетнем возрасте, до 18 лет, и мужчины, достигшие к моменту вынесения судом приговора 65 лет, уголовным законом от таких наказаний освобождены.
При этом им может грозить, скажем, 25 лет лишения свободы, что тоже является очень серьезной мерой. Умаление их в праве на рассмотрение дела судом присяжных, то есть, по сути, в праве быть оправданными (по статистике, присяжные выносят оправдательные приговоры в 20 раз чаще, чем профессиональный суд), – явная дискриминация.
Нынешняя реформа восстановит справедливость по отношению ко всем, чье право на доступ к суду присяжных ограничено названными положениями УПК. Как я уже сказал, законопроект о внесении изменений в УПК в связи с расширением применения института присяжных заседателей содержит положение о том, что дела о преступлениях, предусмотренных статьями 105 (часть 2), 277, 295, 317 и 357 УК РФ, по которым в соответствии с положениями Уголовного кодекса в качестве наиболее строгого вида наказания не могут быть назначены пожизненное лишение свободы или смертная казнь, должны рассматриваться с участием присяжных на районном уровне.
И мы это, безусловно, приветствуем. Предполагается, что 10–15% обвиняемых осуждаются необоснованно: либо они не совершали преступления, либо их вина юридически не доказана. Мы постоянно говорим, что вся юридическая наука, состязательный процесс существуют прежде всего вот для этих 15%, что задача всего механизма судопроизводства – не отправить за решетку невиновного. Но сейчас среди российских адвокатов совсем немного тех, кому довелось испытать такое профессиональное счастье, как вынесение оправдательного приговора подзащитному.
Мы слышим, что общество ждет от суда борьбы с преступностью. Заметьте, не правосудия! Руководство Верховного Суда, по моим наблюдениям, даже вынуждено уговаривать судей, чтобы они не разрешали на предварительном следствии слишком часто применять такую меру пресечения, как заключение под стражу, что суд призван нивелировать социальные конфликты, а не создавать их.
– Какие вообще положительные стороны вы видите в начавшемся процессе реформирования института суда присяжных?
– Прежде всего, как я уже сказал, это расширение сферы действия суда присяжных, благодаря чему количество рассматриваемых им дел существенно возрастет. Важно, что жюри присяжных останется автономным. Вначале предпринимались попытки законодательно ввести в составы жюри присяжных профессиональных судей с правом решающего голоса. Ведь зачастую представителям судейского корпуса кажется, что, если оставить присяжных в комнате одних, без опеки, то те точно сделают ошибку. Но остановились на том, что профессиональный судья не будет участвовать в заседаниях, где перед жюри ставятся вопросы о виновности подсудимого. Считаю это рациональным.
По статистике, профессиональный суд выносит обвинительные приговоры в 99,2% случаев, примерно 70% дел в среднем по стране слушается в особом порядке (когда подсудимый полностью признает вину, получая взамен определенные «льготы» при вынесении приговора без проведения судебного разбирательства – ред.). К чести Верховного Суда, он такую долю считает проблемной: 70% дел в особом порядке – это полная дисквалификация судебного корпуса, когда судьи перестают, собственно, судить.
В связи с этим я часто вспоминаю слова генерала, первого заместителя министра внутренних дел, затем замгенпрокурора Владимира Колесникова. Однажды, выступая на телевидении, он сказал: понимаете, нам-то суд не особенно нужен, у нас очень профессиональное следствие, и для нас суд – организация, которая проверит, подшиты ли страницы в деле, правильно ли они пронумерованы и т.д. И никто, в том числе судейское сообщество, тогда его не поправил. В результате так все и происходит сегодня, в первую очередь – при рассмотрении дел в особом порядке, да зачастую и в обычном порядке. Вот почему так важно сохранять автономность жюри присяжных.
– А отрицательные стороны есть?
– Во-первых, в компетенцию суда присяжных по-прежнему не будут входить «предпринимательские» дела. К ним относятся в основном дела, возбуждаемые по статье 159 «Мошенничество» Уголовного кодекса. Отказ включить их в сферу действия суда присяжных обосновывают тем, что это сложные дела, состоящие из 200–300 томов. Говорят, что профессионалу трудно работать с таким объемом, куда уж присяжным.
Во-вторых, не предложен способ решения проблем, связанных с несовершенством процедуры судебного разбирательства с участием присяжных. В нашей среде гуляет шутка (в которой только доля шутки), что, если бы в современном суде присяжных выступали выдающиеся Плевако и Спасович (знаменитые российские адвокаты XIX века – ред.), то на пятой минуте их предупредили бы, а на пятнадцатой могли бы и из зала удалить. В судебной практике сложилась масса обыкновений, которые ограничивают возможности защиты. ФПА вносила ряд предложений, направленных на более эффективную работу защиты, да и обвинения. В частности, мы предлагали ввести в УПК нормы о том, что запрещается осуществление оперативной работы, прослушки в комнатах, где проводится совещание жюри присяжных. Но эти наши предложения в законопроект не включены.
– Минюст выступает за введение «адвокатской монополии», когда интересы граждан в судах будут представлять только члены профессионального адвокатского сообщества. Критики предсказывают, что введение «адвокатской монополии» приведет к резкому сокращению числа специалистов и, следовательно, к повышению стоимости услуг адвокатов, что необеспеченные слои населения, люди из глубинки останутся без защиты.
– Мы разделяем позицию Минюста, она подтверждена и мировым опытом. Такое положение, как у нас сегодня, когда наряду с адвокатами судебными представителями могут быть лица без адвокатского статуса, только в семи странах, в том числе в Албании, Казахстане, Киргизии, на Украине (но там, кажется, уже вводят «адвокатскую монополию»), замыкает этот список Конго. Часто приводят в пример Северную Европу, где нет «адвокатской монополии», но там по факту сложилось так, что в судах представляют интересы граждан именно адвокаты.
В то же время, понимая, что 75 тысяч наших адвокатов не смогут взять на себя все дела, мы предлагаем на более-менее льготных условиях, по упрощенной процедуре принять в свои ряды тех, кто занимается оказанием профессиональной юридической помощи, не обладая статусом адвоката. Главное, чтобы у них было юридическое образование, 5 лет стажа, не было судимости, чтобы они были дееспособны и т. д.
Полагаем, что при таком объединении практикующих юристов на базе адвокатуры количество лиц, предоставляющих правовую помощь, не уменьшится или уменьшится незначительно, в пределах погрешности. А когда нет дефицита специалистов – нет и повода для повышения стоимости услуг. К тому же у нас очень конкурентная профессия, мы не связаны друг с другом «ценовым сговором», у клиентов всегда есть выбор.
– Недавно суд по иску Минюста закрыл Межрегиональную ассоциацию правозащитных общественных объединений «Агора», которая оказывала реальную юридическую помощь, занималась защитой прав лиц, находящихся в СИЗО, и заключенных. Вообще, такие организации полезны или их можно упразднить?
– Прокомментировать дело «Агоры» не могу, потому что в нем много политики. Адвокатура вне политики, и я строго придерживаюсь этого правила. Могу высказать только общее соображение: по-моему, не стоит упразднять то, что приносит очевидную пользу, надо искать компромиссный вариант.
У нас с правозащитниками есть некоторые расхождения во взглядах: не все они готовы согласиться с «адвокатской монополией» – по их словам, адвокаты корыстны, а вот они, правозащитники, помогают людям от чистого сердца и безвозмездно. Но в этом есть лукавство. Я знаю правозащитников, которые, действительно, ведут дела бесплатно, по порыву души, но это одно-два-три дела в год. А когда дел целый поток, их деятельность все равно каким-то образом оплачивается, например, с помощью грантов.
Убежден, что правозащитники должны иметь доступ к судебному представительству, но только вместе с адвокатами, потому что зачастую не разбираются в процессуальных формальностях и отличаются излишней эмоциональностью. Если обвиняемый приглашает правозащитника выступить наряду со своим адвокатом – это ради бога.
– Острую критику вызывает практика бесплатных адвокатов по назначению государственных органов: часто среди них – бывшие полицейские, следователи и прокуроры, такие адвокаты дружественны следствию или подконтрольны ему, зависимы от него, заведомо принимают его сторону, нарушая интересы своих подзащитных. Зачем вообще тогда этот институт?
– Это очень важный институт: Конституция всем гарантирует право на получение квалифицированной юридической помощи, которая в случаях, предусмотренных законом, предоставляется бесплатно, в том числе в уголовном судопроизводстве по назначению органов предварительного расследования или суда.
В то же время государство платит адвокатам, участвующим в уголовном судопроизводстве по назначению, мизерные суммы – 550 рублей в день. Сложно требовать, чтобы адвокат за такие деньги каждый раз полностью выкладывался, демонстрируя чудеса профессионализма. При этом, например, переводчик – менее значимый, чем адвокат, участник процесса – получает минимум 700 рублей в час. Поскольку нам известно, что в стране дефицит бюджета, мы долгое время не просили увеличения ставок. Но когда узнали, что в Москве нашли средства для того, чтобы нанять казаков для охраны судов по периметру и выплачивать им по 200 рублей в час, то решили поставить вопрос о повышении вознаграждения хотя бы до величины в 50% от того, что получают судьи, обвинители и следователи.
Но должен сказать, что основная причина некачественной работы адвокатов по назначению – заинтересованность следователей в том, чтобы адвокат, участвующий в деле, им не мешал – «не глядя» подписывал необходимые бумаги. Звонит, например, следователь Петров своему другу – адвокату Иванову, бывшему следователю, тот приходит, подписывает подготовленные Петровым процессуальные документы, а затем суд, основываясь на этих доказательствах, выносит его подзащитному обвинительный приговор.
Мы с этим боремся: в каждом субъекте Федерации действует установленный Советом адвокатской палаты Порядок участия адвокатов в уголовном судопроизводстве по назначению, во многих регионах действует электронная система распределения дел. Когда следователь заходит на соответствующий сайт и открывает базу, система определяет адвоката методом случайной выборки, поэтому шансов, что он будет «карманным», не остается. По решению Совета ФПА до конца 2016 года такая система будет введена во всех субъектах РФ.
Так что если упрекать адвокатское сообщество, то во вторую очередь. Главная проблема в том, что некачественная работа адвокатов по назначению очень устраивает многих сотрудников правоохранительных органов. Дошло до того, что в Краснодарском крае, когда местная адвокатская палата приняла решение о введении электронной системы распределения дел, прокуратура это решение опротестовала.
– Вообще, как бы вы оценили степень влияния адвокатского сообщества, по сравнению с влиятельностью «силовиков»?
– Конечно, мы как самоуправляемая корпорация имеем возможности отстаивать права адвокатов. Но влияние правоохранителей – и на суд, и на другие ветви власти – более ощутимое. Суд должен понимать и демонстрировать в своей практике, что он не придаток правоохранительной системы, а орган, который Конституция наделила независимой властью. Использовать эту власть надо не для того, чтобы помочь обвинению выкрутиться из неловкой ситуации, созданной вопросами и доводами защиты, а для того, чтобы объективно, непредвзято разрешить дело. Во времена Советского Союза, например, несмотря на «телефонное право», 10% дел заканчивались оправданием, был институт отправления на доследование, что означало, по сути, закрытие дела. Сейчас, как я уже сказал, оправдательных приговоров – меньше процента.
Я не устаю говорить судьям: не воспринимайте адвоката как «чужака», мешающего применить закон быстро и строго, адвокаты – часть системы правосудия. Впрочем, я не сторонник жесткой критики суда, хотя бы потому, что суд – это и наш дом. Туда сегодня нас, правда, бывает, не пускают или пускают с оговорками, там смотрят на нас порой свысока. Но хочется думать, что это временные явления, отражающие общую специфику того исторического периода, в котором мы находимся. Все мы должны работать на повышение независимости суда, его профессионализма, самоуважения и уважения к нему в обществе. Именно такой суд нам нужен.
– Критике подвергаются не только суды общей юрисдикции, но и наш Конституционный Суд. Между тем начиная с декабря именно КС определяет, какие решения Европейского суда по правам человека исполняются на территории России, а какие нет. Некоторые предлагают вообще отменить 15-ю статью Конституции, закрепляющую верховенство международного права над национальным. Как вам такое?
– По-моему, подлинный патриотизм предполагает не отрицание опыта других стран, а умение его использовать в интересах своей собственной. В области права вообще уже трудно придумать что-то новое, все изобретено до нас, следует только все это правильно применять. Полагаю, что некоторые противоречия между тем, как регулируются те или иные общественные отношения национальным и европейским правом, могут иметь место, такое бывает и внутри Европейского Союза. Но при этом важно определить линию поведения. Если государство подписало международный договор (чем ограничило свой суверенитет), то обязано выполнять его положения. Если государство не согласно с какими-либо нормами этого договора, то вправе его денонсировать. Сегодня мы находимся в странной, парадоксальной ситуации, которая, как представляется, может создать для нас проблемы, если мы будем самостоятельно решать, когда нам проявлять самобытность, а когда – универсальность.Подробности на https://www.znak.com/2016-03-17/kak_nakonec_sdelat_gumannymi_pravoohraniteley_i_sudey