Лента новостей
Верховный Суд озабочен оправдательным настроем присяжных
Правозащитники и адвокаты ищут компетентных экспертов
Лжеюристы стали клиентами полиции
Мнения
Тайна под прикрытием
Интервью
Выполнение обязанностей по защите прав и свобод невозможно без сплоченности адвокатуры
Гешефта от монополии у адвокатов нет
В интервью РИА Новости новый глава ФПА Юрий Пилипенко говорит о главных проблемах, стоящих перед адвокатским сообществом
Новым президентом Федеральной палаты адвокатов в январе избрали Юрия Пилипенко. До этого он два года занимал пост первого вице-президента ФПА, а еще раньше был управляющим партнером одной из крупнейших российских юркомпаний – ЮСТ. В интервью РИА Новости новый глава ФПА говорит о главных проблемах, стоящих перед адвокатским сообществом. В частности, об исключительном праве адвокатов на судебное представительство и о том, будет ли закрыт российский рынок для иностранных юркомпаний. Беседовал Сергей Феклюнин.
- Юрий Сергеевич, стандартный для данной ситуации вопрос: ваши цели в новой должности?
- Поскольку в ФПА я работаю довольно давно, для меня важно обеспечить преемственность курса, который был задан в предыдущие 12 лет. Российская адвокатура в прошлом году отметила свое 150-летие, но только в 2003 году адвокаты впервые в российской истории объединились в единую корпорацию, был создан орган адвокатского самоуправления в масштабах всей страны — Федеральная палата адвокатов. Значимую роль в развитии адвокатуры в нашей стране играют и общественные объединения адвокатов, расширение сложившегося конструктивного взаимодействия с которыми я считаю одной из первоочередных задач.
Я склонен оценивать истекшие 12 лет как достаточно позитивный период в истории российской адвокатуры. Хотя если мы сегодня спросим коллег, они назовут нам тысячу и одну проблему, которая мешает им жить и работать.
- Тысячу и одну проблему давайте перечислять не будем, но на нескольких самых главных остановимся.
- Большинство адвокатов, особенно в регионах, скажут, что мы имеем уничижительно маленькие ставки оплаты работы по назначению. Три года назад нам удалось "дожать" правительство и увеличить их минимум с 290 до 550 рублей. Тогда это решение казалось промежуточным: хотелось верить, что ставки будут расти, приближаясь, если не к европейским стандартам, до которых нам пока слишком далеко, то хотя бы к здравому уровню. Сейчас, с учетом современной экономической ситуации, рассчитывать на это сложно.
- Денег всегда не хватает всем, а какие главные не материальные проблемы?
- По-прежнему, несмотря на то, что мы добились определенных изменений к лучшему, имеют место нарушения прав адвокатов.
Складывается ситуация, когда адвоката из независимой фигуры пытаются превратить в человека, зависимого от следователя или суда.
Для достижения этой цели применяются такие, например, меры воздействия, как обыск или допрос адвоката в качестве свидетеля, чтобы вывести его из дела.
- Обыск дома?
- Как правило, не дома, а в адвокатском образовании. Причем, если раньше следователи, не очень внимательно читая закон, проводили обыск без решения суда, то сейчас они получают такое решение, к сожалению, автоматически.
ФПА хотела бы добиться создания такой правовой конструкции, в соответствии с которой региональная палата адвокатов ставилась бы в известность, если следствие приходит в адвокатское образование с обыском, и могла бы прислать туда своего представителя. Тогда многие претензии, которые мы высказываем правоохранительным органам, отпали бы. При существующем же порядке мы вынуждены говорить, что к нам относятся более предвзято, чем следовало бы.
Это проблемы земные. Есть проблемы и глобальные. Например, проблема с общим отношением к адвокатуре как институту и к адвокатам в судебном процессе. Многие коллеги жалуются на то, что остаются абсолютно не услышанными судом. Культура отправления правосудия, к сожалению, в последнее время изменилась, на наш взгляд, не в лучшую сторону. Часто сталкиваемся с тем, что обоснованные ходатайства адвокатов не принимаются или не удовлетворяются. Доводы адвоката отклоняются — это почти типичная фраза во многих судебных решениях. Отклоняются, и точка. Какие доводы, почему отклонены — об этом в судебном акте ни слова.
- Это как-то можно изменить? Это мировоззренческая проблема или требуется новое законодательное регулирование?
- Не надо менять законодательство. Достаточно постановления Пленума Верховного суда, который обязал бы суды реагировать адекватно на заявления и ходатайства всех участников процесса. В частности, обязал бы перечислять в судебном акте все доводы, которые отвергаются, а самое главное — указывать причины, послужившие основанием для такого рода решения.
- Наверное, говоря об отношении к адвокатуре, можно вспомнить законопроект об адвокатском запросе, инициированный Минюстом. Какова его судьба?
- Да, есть такой законопроект, его основная идея — сделать состязательность процесса чуть более реальной. Для этого надо, например, повысить эффективность такого инструмента, как адвокатский запрос. Он существовал даже при советской власти. Тогда на запрос адвоката любая организация была обязана дать в короткий срок ответ. Сейчас адвокаты этого лишены, поэтому у них практически нет возможности ни проводить расследования, ни устанавливать факты. По сути, адвокаты должны исследовать и анализировать лишь те доказательства, которые им дают следователи.
Очень хотелось бы, чтобы эта инициатива Минюста, поддержанная ФПА, нашла воплощение в законодательстве. Хотя наши "силовики" не в восторге от нее. В конце прошлого года законопроект был передан в правительство, и я надеюсь, что в ближайшее время оно определится по нему. Надеюсь, реакция будет положительная.
Но самая на сегодняшний день узловая тема для российской адвокатуры — проблема отсутствия исключительного права на осуществление представительства в суде.
- Даже удивительно, что в вашем перечне она оказалась не на первом месте. Ведь разговоров об этом очень много.
- В нашей стране не все представители государственной власти эту идею поддерживают. Некоторые говорят, что адвокаты из меркантильных соображений настаивают на введении адвокатской монополии. Кстати, мы решили отказаться от самого этого термина "адвокатская монополия", потому что слово "монополия" вызывает в подсознании некое отторжение. Хотя, замечу, никто не возражает против, например, монополии кардиологов на проведение операций на сердце.
Прямой меркантильной заинтересованности в исключительном праве на судебное представительство у адвокатов нет. Дело не в том, что мы хотим все судебные дела перетащить на свое поле. Мы хотим, чтобы все те, кто практикует вне адвокатуры, пришли к нам. В соответствующий переходный период, утвержденный законом, мы их на льготных условиях примем к себе. Требований всего два: пять лет стажа юридической практики и тест на знание двух нормативно-правовых актов — Закона об адвокатуре и Кодекса профессиональной этики адвоката.
- Но должны быть и исключения из этого правила? Например, если человек хочет сам себя защищать.
- Безусловно. Мы полагаем, что если гражданин имеет возможности и чувствует в себе силы сам пойти в суд, он вправе это сделать. Если у него есть, например, родственник или знакомый, которые могут это сделать, им такое право тоже должно быть предоставлено. Но когда ты привлекаешь на договорной основе человека, который профессионально занимается судебным представительством, то он должен быть адвокатом. А если это разовая акция — либо сам за себя, либо за своего соседа, — ради Бога.
- Это же трудно будет проконтролировать.
- При желании можно. Главное, чтобы желание было. Не думаю, что тут сложные механизмы. Ну и, соответственно, еще одно исключение — юрлица. Если в штате есть квалифицированные сотрудники, они тоже могут самостоятельно представлять компанию. Ну и собственно руководители компаний, как это предусмотрено сейчас.
- А сколько людей, не являющихся адвокатами и корпоративными юристами, профессионально занимаются представительством в судах?
- Этого никто не знает. Но я уверен, что процентов 70 от их числа мы примем в адвокатуру. Поэтому, если количество людей, оказывающих такую помощь, и уменьшится, то незначительно. Соответственно, не появится оснований для увеличения цен. Тем более что адвокатура — очень конкурентная профессия. Ты можешь пойти Резника пригласить, если у тебя хватит средств, можешь Падву, можешь адвоката из другого региона позвать. Никто между собой вступать в сговор для повышения цен не будет. Так что причин подозревать адвокатов в меркантильных намерениях нет никаких.
- А зачем тогда это все?
- С одной стороны, это мировоззренческая установка — хочется, чтобы был цивилизованный подход к сфере оказания правовой помощи. С ним связано, кстати, решение одной нашей отраслевой проблемы, очень важное для нас.
В рядах адвокатов, конечно, есть какое-то количество людей, которые к своим обязанностям относятся недобросовестно, на них поступают жалобы. И тут мы иногда встаем перед дилеммой. С одной стороны, мы видим, что человек совершил проступок, за который может быть лишен адвокатского статуса. С другой — понимаем, что, "удаленный с поля", он продолжит юридическую практику. Более того, окажется в льготных условиях — на него не будет распространяться действие кодекса адвокатской этики, он не будет обязан повышать квалификацию, платить взносы и т.д. И какой смысл его исключать из корпорации, выводя тем самым из-под контроля? Тогда мы выносим ему замечание или предупреждение. На кого-то это действует, на кого-то — нет.
Для нас важно донести до критиков нашего подхода, что мы хотим большего порядка в области судебного представительства. Мы хотим, чтобы сфера оказания правовой помощи была урегулирована, чтобы там были четкие и понятные правила, единые для всех. Пусть это будут адвокатские правила. Наверное, можно не объяснять, почему это должны быть именно адвокатские правила?
- Наверное, потому что они писаные и всем хорошо известны.
- Они писаные, проработанные, закрепленные в Кодексе профессиональной этики, который адвокаты обязаны выполнять. В дополнение к ним действуют адвокатские традиции, передаваемые из поколения в поколение. Адвокатура существует столько, сколько существует римское право и все выросшие из него правовые системы. Поэтому, конечно, в сфере оказания юридической помощи должны действовать адвокатские правила. Тема глобальная, и мы будем общество призывать поддержать нас. Потому что мы не для себя в данном случае стараемся. Никакого сиюминутного гешефта в этом у адвокатов нет.
- Но противники ссылаются на постановление Конституционного суда, остановившего в 2004 году попытку ввести адвокатскую монополию в арбитражных судах.
- Да, такого рода решение состоялось. Но мы внимательно его проанализировали и пришли к выводу, что все препятствия, которые Конституционный суд тогда обнаружил, могут быть устранены путем принятия ряда системных поправок в действующее законодательство.
К тому же с тех пор возникло еще одно немаловажное обстоятельство. Сейчас на ВТО ссылаться не очень модно…
- Ну почему же, мы столько лет стремились туда войти…
- Ну вот, вошли, и теперь немодно стало. И не знаем, зачем вошли. Но если быть формалистами и проанализировать наши международные обязательства, которые в соответствии с конституцией являются элементом нашего законодательства, мы обнаружим, что представительством в суде должны заниматься адвокаты. Это вытекает из наших международных обязательств. Если с этим соотнести включение ряда поправок в действующее законодательство, проблема снимается. То есть проблема была, она понятна, проанализирована, изучена, уроки извлечены, все это преодолимо. Опять-таки в интересах не адвокатов, а всего общества.
- На какой стадии сейчас находится процесс легитимизации исключительного адвокатского права на представительство?
- Наша позиция готова, мы направили ее в Минюст. И сама концепция готова, в ней предусмотрено введение этого исключительного права. Другое дело, что сроки реализации конкретных пунктов госпрограммы "Юстиция" отодвигаются уже второй раз на год, теперь — на конец 2016 года.
- Каковы действия адвокатского сообщества в такой ситуации — просто два года сидеть и ждать?
- Мы будем ждать активно. Будем использовать любую возможность довести свою точку зрения до общества, наших сторонников и противников. В форме круглых столов, специальных конференций, обращений и т.д. Будем стучаться во все пока еще закрытые двери.
- Хотелось бы узнать, как глава адвокатского сообщества относится к состоявшемуся объединению Верховного и Высшего арбитражного судов.
- Когда эта инициатива только обсуждалась, я высказывался в том ключе, что очень важно, в какой форме объединение произойдет. Будет ли это действительно объединение, или это будет поглощение. Всем понятно, что по своему имиджу и по многим практическим аспектам Верховный суд и система общих судов отличались в последние 5-7 лет от судов арбитражных. В сторону большей комплиментарности в адрес арбитражных судов.
Если бы это было равноправное объединение и все наработки системы арбитражных судов прививались к судам общей юрисдикции, можно было бы сказать, что и идея замечательная, и реализация замечательная. Но, по-моему, процесс создания нового Верховного суда, скорее, все-таки похож на поглощение — и по персоналиям, и по количественному составу.
Правда, с учетом сроков сегодня еще рано давать окончательную оценку. Более того, я уверен, что у руководства нового Верховного суда есть и время для маневра, и поле для использования определенного инструментария, чтобы через год-полтора мы все могли сказать, что вся история была затеяна не зря.
- Ваше отношение к идее разработки единого Гражданского процессуального кодекса?
- Если следовать в фарватере формальной логики, то, конечно же, одна судебная система и два кодекса — это не совсем логично. Но опять же все зависит от того, какой новый кодекс будет в результате написан. Если он будет хуже, чем один и второй до попытки их объединить, то тогда не надо. Если преобладает тенденция к тому, чтобы и оттуда и оттуда взять все лучшее, то логика подсказывает необходимость единого кодекса.
- Нравятся ли вам нововведения в Арбитражный процессуальный кодекс, предложенные Верховным судом и предполагающие расширенное применение упрощенного судопроизводства?
- В последние годы сложилась ситуация, когда к любым нововведениям относишься настороженно. В данном случае очевидно, что это упрощение процедур направлено на то, чтобы освободить рабочее время судей, которые якобы задыхаются от огромной нагрузки.
Но тут у меня особая точка зрения. Во-первых, на мой взгляд, в нашей стране существует фетиш доступности правосудия — такое впечатление, что мы сейчас строим коммунизм и каждый человек должен иметь право беспрепятственно оказаться в суде, когда ему захотелось. Должна быть какая-то мера. Ограничить доступ граждан к правосудию нельзя — это базовый принцип. Но и делать так, чтобы ты по каждому поводу, не неся особых затрат, мог идти в суд и затевать тяжбу, — это тоже не очень правильно по отношению к интересам государства. Потому что рано или поздно это выливается в увеличение количества дел, судей, помещений. Если сравнить, сколько у нас было судей еще десять лет назад и сейчас, мы поймем, что разница заметна. К тому же оклады у них другие, помещения другие и все остальное. Это замечательно, я рад за судей, но невозможно бесконечно расширять судебную систему.
Второй момент. Сейчас ситуация такова, что основная тяжесть лежит на мировых судьях. Чем выше уровень суда, тем судьи свободней. Наверное, у них есть основания еще больше свободы для себя попросить, но, мне кажется, надо более комплексно подходить. В том числе и путем введения исключительного права адвокатов на судебное представительство. Если человек поймет, что он сам не может представлять свои интересы и нужно позвать адвоката, он взвесит, стоит ли овчинка выделки. И не будет бегать по каждому поводу в суд.
Что касается предложенных поправок в АПК, то, на мой взгляд, их надо приветствовать. В нашей жизни бывают ситуации, которые требуют для решения жизненных проблем наличия судебного акта. Если мы сумеем гармонично эти изменения провести, чтобы по делам без конфликта получать в упрощенной форме резолютивную часть решения, будет замечательно. Но не хотелось бы, чтобы это превратилось в подмену правосудия квазиправосудием. "Упрощенка" не должна определять судьбы.
- С каким настроением российские юрфирмы встречают кризис?
- Есть точка зрения, что экономический кризис выгоден банкирам и юристам. Доля правды в этом имеется. Мы должны понимать, что экономика находится в предтурбулентном состоянии. А поскольку у нас многие экономические процессы регулируются Уголовным кодексом, уголовные адвокаты могут рассчитывать на то, что у них будет клиентура.
С другой стороны, за несколько лет до этого активно шел процесс объединения, огосударствления, монополизации бизнеса и победила точка зрения, что все большие компании должны иметь у себя большие юрдепартаменты, которые, по сути, являются внутренними крупными юрфирмами. С набором специалистов во всех отраслях права — начиная от семейного и заканчивая трудовым и корпоративным.
Слияние этих двух трендов, я надеюсь, позволит рынку юруслуг не сильно пошатнуться в период, о котором все говорят с тревогой.
- Как вы считаете, не наступил ли удачный момент, чтобы закрыть российский рынок для иностранных юркомпаний? По аналогии с продуктовыми антисанкциями. Ведь многие российские юристы сетуют на то, что иностранцы вывозят из России очень много денег.
- Система запретов должна иметь меру. Я не могу сказать однозначно, как именно следует поступить. Надо посмотреть на ситуацию глубже. Сам факт появления иностранных адвокатов на российском рынке 25 лет назад сыграл, несомненно, позитивную роль. Если бы не они, мы бы, может, остались бы еще в позапрошлом веке. А так мы вынуждены были бороться за клиента, нам приходилось конкурировать и учиться культуре ведения бизнеса. И сейчас присутствие иностранцев на российском рынке наших юристов дисциплинирует — в том смысле, что конкуренция есть и она идет на благо.
С другой стороны, действительно, очень многие коллеги сетуют на то, что иностранцы себя здесь чувствуют гораздо вольготней, чем мы за рубежом. В этом тоже есть проблема. Когда мы подписывали соглашение по ВТО, несмотря на все старания адвокатов, отстоять рынок, как это было сделано в Китае, мы не смогли. В Китае абсолютная монополия китайских адвокатов.
Не будем также забывать, что огромная часть российского бизнеса, большая его часть, до последнего времени была связана с иностранной юрисдикцией. Доходило до смешного — некоторые из моих российских клиентов собирались продавать квартиру в Москве, используя английское право.
- А сейчас разве что-то изменилось?
- Пока не сильно. Закон о деофшоризации принят относительно недавно, и он предусматривает переходный период. Сейчас очень многие юркомпании, в том числе и западные, предлагают клиентам услуги по деофшоризации. И я думаю, в ближайшее время это тот сегмент рынка услуг, где адвокаты могут себя проявить.
Но до сих пор, если мы глубоко копнем, и у Центробанка, и у Минфина, и у "Роснефти", и у "Газпрома" есть большой блок работы, который обслуживают иностранцы. И, наверное, россияне не могут их заменить, хотя бы потому, что там есть вопросы, регулируемые иностранным законодательством.
Тем не менее недавно тема закрытия рынка звучала и даже депутаты выступали с неформальной пока инициативой о включении в пакет контрсанкций запрета иностранцам практиковать в РФ. Но эти предложения широкой поддержки не нашли. И Минюст, и российские компании на рынке сказали, что в этом нет острой нужды.
Что же касается гораздо большей части адвокатского сообщества — тех людей, которые живут и практикуют за пределами столицы, то их проблема конкуренции с иностранными адвокатами не интересует как таковая. В своем районном суде они свободны от этой конкуренции.
Наконец, надо отдать должное нашим иностранным коллегам — это довольно мощные структуры, и представить себе, что они не смогут постоять за свои интересы, используя возможности своих российских клиентов, немножко наивно.
Да и у нас забот более важных достаточно.