Авторитет и репутация

На вопросы «АГ» о принципах адвокатской этики, Кодексе профессиональной этики адвоката и практике его применения отвечает Анна Николаевна Денисова, вице-президент ФПА РФ, представитель ФПА РФ в Северо-Западном федеральном округе, первый вице-президент АП Ленинградской области.

– Анна Николаевна, Кодекс профессиональной этики адвоката устанавливает требования к содержанию информации об адвокате и адвокатском образовании, но не регламентирует формы и способы ее распространения. Не противоречат ли некоторые из них общим принципам и нормам профессионального поведения, согласно которым адвокат должен при всех обстоятельствах сохранять честь и достоинство, присущие его профессии, избегать действий (бездействия), направленных к подрыву доверия, заботиться об авторитете корпорации? Если, например, я вижу машину, на кузове которой огромными буквами написано «адвокаты», а дальше следует номер телефона, то мне кажется, что такое предложение услуг повышению авторитета корпорации не способствует. 
– Или идешь, например, по улице и видишь рядом с рекламой услуг «девочек по вызову» телефон адвоката и предложение звонить в любое время.

Мы разбирались в этой проблеме, потому что поступали обращения из разных районов нашей области, и выяснили, что достаточно большое количество такого рода рекламы размещают не адвокаты.

Но и адвокаты не всегда безупречны: каждый информирует о себе сообразно собственным представлениям о пределах, установленных Кодексом. Почему некоторые из них не особенно задумываются, как в таких случаях выполнить общие принципы профессиональной этики? Это вопрос, прежде всего, правовой культуры: если кто-то очень озабочен поиском клиентов, то может забыть, что оказывает не услуги, а квалифицированную юридическую помощь. Хотя мне кажется, что хороший адвокат никогда не заслужит такой упрек: во-первых, у него есть клиентура, во-вторых, он дорожит своим именем. Это проблема тех, кто только недавно пришел в адвокатуру и пока не очень хорошо понимает специфику профессии, или тех, кто никогда ее не поймет, к сожалению, несмотря на то, что находится в корпорации уже долгое время.

– Возможно, таким адвокатам следует дать ориентиры, как вести себя в этой сфере? Помогли бы улучшить ситуацию, например, рекомендации по применению ст. 17 КПЭА? В редакцию «Новой адвокатской газеты» поступают материалы с предложениями либо разработать такие рекомендации, либо внести дополнения в ст. 17. Многие считают, что ее положения слишком лаконичны. 
– На мой взгляд, статья сформулирована достаточно четко и всеобъемлюще, ее положения дают ясное представление о том, что можно делать, а что нет. Хотя, с другой стороны, нельзя исключать, что субъективное восприятие другого человека может быть иным, поэтому рекомендации неплохо было бы принять.

Проблемы в этой сфере у нас вызваны в том числе и тем, что часть адвокатов нашей палаты работает в Санкт-Петербурге, поэтому мы не можем знать всей информации, которую они о себе дают. Но нас ставят в известность о негативных фактах, причем иногда не для того, чтобы объективно оценить коллегу, а из желания использовать эти сведения с какой-то иной целью. В районах области подобных проблем практически не бывает, потому что там, как правило, небольшие города, где все практикующие юристы и адвокаты друг друга знают, все на виду и не станут портить свою репутацию неэтичной рекламой.

– А что Вы думаете о поведении адвокатов в социальных сетях? Должны ли адвокаты соразмерять его с правилами профессиональной этики? Нужны ли рекомендации о поведении в этой сфере? Ведь социальные сети – публичное пространство. Международная ассоциация юристов в 2014 г., например, уже приняла общие правила поведения адвокатов в них. 
– Эта проблема связана в том числе с дилеммой, которую Совету ФПА РФ пришлось решать на VI Всероссийском съезде: где границы дисциплинарной ответственности адвоката? И хотя я была в числе тех, кто возражал против распространения сферы ответственности за пределы сугубо профессиональной деятельности, для меня вопрос, который Вы задали, тоже существует, потому что, с моей точки зрения, конечно, есть общие требования адвокатской этики и корпорация каким-то образом должна предъявлять их человеку, который является ее членом. Но для этого должна быть правовая база.

Мы периодически вносим поправки в наш Кодекс профессиональной этики, и, может быть, адвокатское сообщество со временем найдет формулировку, которая позволит соблюсти баланс: с одной стороны, оградит адвоката от вмешательства в его личную жизнь (с чем были связаны опасения у многих, в том числе и у меня), с другой – даст возможность предъявлять ему претензии в случаях, когда он роняет достоинство корпорации, не находясь при исполнении обязанностей, связанных с оказанием юридической помощи.

– А есть ли какие-либо вопросы профессиональной этики, которые, на Ваш взгляд, не в полной мере урегулированы Кодексом? 
– С моей точки зрения, у нас хороший Кодекс профессиональной этики, он в сжатой форме содержит практически весь инструментарий, с которым необходимо работать. Я думаю, что очень большую аккуратность надо проявлять при принятии решений о внесении в него изменений. Вот, например, после шестого съезда появилась возможность для адвокатов обжаловать решения в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. У нас было достаточное количество такого рода обращений, но фактически только одно – причем с очень большой оговоркой – можно было считать связанным с вновь открывшимися обстоятельствами. Хотя принималось это дополнение для исключительных случаев, адвокаты делают попытки использовать его вместо обращения в суд – как последнюю возможность вернуться в адвокатуру, откуда в силу решений дисциплинарных органов вынуждены были уйти.

Лучшее – враг хорошего, поэтому я сторонник стабильности нормативного регулирования. Возможно, это связано с возрастом – в том смысле, что лишь с опытом приходит понимание: стабильность в определенном смысле лучше перемен, так как только в ее условиях удается найти взвешенное решение – к нему постепенно подведет практика.

– То есть сначала правило необходимо вывести из практического опыта, и только после этого оно может быть закреплено в виде правовой нормы, а не наоборот? 
– Да. Мне кажется, у нас есть очень острые проблемы, которые надо решать в первую очередь, потому что они наносят колоссальный ущерб адвокатуре. Я не сторонница обсуждений различия в подходах к тем или иным вопросам в региональных палатах, но об одной ситуации расскажу. Некий адвокат совершил публичное предательство доверителя – в телевизионном выступлении сказал, что в какой-то момент убедился в его виновности и поэтому вышел из дела. Такой публичный поступок определенно наносит большой ущерб авторитету корпорации, так как заставляет любого, кто смотрел эту телевизионную передачу, думать, что все адвокаты – предатели, с которыми просто нельзя иметь дела. Тем не менее, насколько я знаю, реакции палаты на этот поступок не последовало. 
Никакое отвратительное рекламное действие, которое адвокат предпринимает, позиционируя себя как великого или просто очень хорошего по сравнению с другими специалиста, не может принести адвокатуре столько вреда, сколько такая ситуация.

– Как может быть решена проблема, о которой Вы рассказали? 
– Она может быть решена на уровне внесения представления вице-президентом палаты, который имеет на это право.

– То есть ее решение полностью зависит от доброй воли человека, который вправе это сделать? 
– Да.

– Как Вы считаете, существуют ли различия в практике применения Кодекса в разных регионах? 
– Я бы так не сказала. Конечно, бывают ситуации, в которых возможна разница в подходах. Когда я читаю, например, сборники дисциплинарной практики Адвокатской палаты Москвы, то не всегда согласна с решениями ее Квалификационной комиссии и Совета, но ощущения, что мы «гребем в разные стороны», у меня нет. Я неплохо знаю дисциплинарную практику адвокатских палат Северо-Западного, Центрального, Южного федеральных округов и не могу прийти к выводу, что она сильно разнится.

– Нужны ли какие-то обобщения дисциплинарной практики, выработка рекомендаций по применению отдельных положений Кодекса профессиональной этики адвоката? 
– Да, я думаю, это было бы полезно.

– А к каким вопросам возможны разные подходы, на Ваш взгляд? 
– Если говорить об оценке дисциплинарной практики, то понимание некоторых вещей как проблемных во многом связано с эмоциональным состоянием, в котором члены квалификационных комиссий принимают свои решения. Сравнительно недавно один из адвокатов нашей палаты, которого мы лишили статуса, обжаловал решение Совета в суд. И когда наш представитель пришел в судебное заседание и увидел этого человека, то решил, что ему надо было дать еще один шанс, не применять самую жесткую меру. Я ему говорю: а ты помнишь, что я была в числе тех, кто голосовал за другую меру ответственности? Он говорит: да, помню.

Но это уже вопрос не толкования, а применения. Вот мы иногда очень строго критикуем судей, и основания для этого у нас есть, но когда сами оказываемся в их роли, то далеко не всегда бываем полностью объективны и безупречны. Мы ведь тоже что-то приемлем больше, что-то меньше, чем-то готовы пожертвовать в конкретной ситуации, чем-то нет – у каждого из нас есть определенные субъективные установки. И некий инструментарий, который помог бы нам освободиться от их влияния, конечно, был бы очень нужен. Я имею в виду документы – рекомендации относительно применения некоторых положений Кодекса. Они будут дисциплинировать людей, которые работают в органах адвокатского сообщества.

Конечно, бывают ошибки в дисциплинарной практике. Но жизнь меняется, обстоятельства изменяются, приходят другие люди, с иными взглядами на те или иные вещи. Думаю, лет через 10–20 в нашем Кодексе появится достаточно много дополнений, но при их внесении надо жестко выдерживать такой баланс, чтобы не потерять то хорошее, что у нас сейчас есть.

Подробнее читайте на сайте "АГ"