«Абсурдность обвинения и явное искажение самой сути уголовного закона создают опаснейший прецедент для адвокатского сообщества»

Как сообщает «АГ», был оставлен без изменения обвинительный приговор адвокату АП Ивановской области: он признан виновным в фальсификации доказательства с целью воздействия на потерпевшую. Один из защитников коллеги указал, что уголовное дело инициировано исключительно желанием должностных лиц следственного органа «свести счеты» с процессуальным оппонентом за активную позицию по уголовному делу. Другой отметил также отметил заинтересованность должностных лиц, осуществлявших уголовное преследование. Председатель Комиссии по защите прав адвокатов АП Ивановской области Олег Бибик указал, что с таким подходом любой адвокат может быть произвольно осужден только лишь на основании того, что кому-то вдруг захочется квалифицированную юридическую помощь в форме разъяснения закона выдать за оказание морального давления.

10 октября Ивановский областной суд оставил без изменения обвинительный приговор в отношении адвоката, который был признан виновным в фальсификации доказательств по уголовному делу о тяжком преступлении. Кассационная жалоба на судебные акты уже подана. Защитники осужденного, адвокат АБ «Константа» Марк Цветков и адвокат АБ «АВЕКС ЮСТ» Игорь Баранов рассказали «АГ» об особенностях дела.

В чем обвинялся адвокат

Совершеннолетний С. встречался с Х., не достигшей 14-летнего возраста, о чем знали их родители. Однажды Х. поругалась со своей матерью, и та ее избила. Так как С. присутствовал при побоях и хотел защитить девушку, у него также произошел конфликт с женщиной. Далее мать Х. написала заявление в полицию, после чего в отношении С. возбудили уголовное дело по ч. 3 ст. 134 «Половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста», при этом сама Х. была признана потерпевшей. В своих первоначальных показаниях она сообщила, что С. был осведомлен о ее возрасте. Сам С. изначально написал явку с повинной, однако позднее изменил показания, сообщив, что не знал об истинном возрасте Х.

По версии обвинения, 23 октября 2020 г. адвокат Б., являющийся защитником С. по назначению органа следствия, находясь совместно с С. и потерпевшей Х. в офисе, предложил С. заключить с ним соглашение на оказание юридической помощи. Он якобы пояснил, что только в этом случае будет предлагать возможные варианты освобождения его от уголовной ответственности. 2 ноября 2020 г. адвокат Б. и С. заключили соглашение, согласно которому стоимость услуг Б. составила 50 тыс. руб.

Как указывало обвинение, в период с 23 октября по 30 ноября 2020 г. адвокат Б. при личных встречах и через телефонные разговоры, как лично, так и через С., передававшего его слова, путем уговоров и оказания на Х. морального давления убедил ее дать заведомо ложные показания в ходе предварительного следствия. Адвокат якобы настаивал на том, чтобы она сообщила о неосведомленности С. в момент вступления с ней в половой контакт о ее 13-летнем возрасте. При этом он заведомо знал, что Х. на тот момент не достигла возраста привлечения к уголовной ответственности по ст. 307 УК. 30 ноября 2020 г. в ходе дополнительного допроса потерпевшая Х. изменила свои показания и указала, что С. не знал ее истинный возраст.

31 декабря 2020 г. уголовное дело в порядке ч. 6 ст. 220 УПК было направлено Шуйскому межрайонному прокурору Ивановской области. 20 января 2021 г. прокурор утвердил обвинительное заключение, и 25 января дело поступило в Шуйский городской суд.

Как указало обвинение, 9 марта 2021 г. адвокат Б., находясь с С. и Х. у магазина, якобы убедил потерпевшую дать ложные показания в суде, что она и сделала. Однако позднее в том же месяце Х. заявила о ложности своих показаний, указав, что решила помочь С. в результате уговоров его защитника. 15 апреля 2021 г. суд признал С. виновным.

Таким образом, по мнению стороны обвинения, адвокат Б. совершил фальсификацию доказательств, воспрепятствовав полному, всестороннему и объективному расследованию и рассмотрению судом уголовного дела в части обвинения С. и в целом − осуществлению правосудия, вмешавшись в нормальную деятельность органов предварительного следствия и судебной системы. Ему было предъявлено обвинение по ч. 3 ст. 303 «Фальсификация доказательств и результатов оперативно-разыскной деятельности» УК РФ.

Доводы обвиняемого

В суде Б. свою вину не признал. Он сообщил, что познакомился с С. в кабинете следователя, при этом он отказался от беседы наедине с защитником. Следователь Р. задал вопрос С. о том, был ли у него контакт с несовершеннолетней, на что тот ответил утвердительно, добавив, что на тот момент не знал, что ей не было 14 лет. Следователь предупредил, что при таких показаниях С. будет избрана мера пресечения в виде заключения под стражу, и тот испугался. Тогда, по словам адвоката, он предложил С. дать первоначальные краткие показания в качестве подозреваемого относительно его осведомленности о возрасте Х., что тот и сделал. Затем ему было предъявлено обвинение и его допросили в качестве обвиняемого, от показаний он отказался на основании ст. 51 Конституции.

Б. отмечал, что при первой встрече с С. у него сложилось мнение, что тот не был осведомлен о возрасте потерпевшей. Впервые он увидел потерпевшую в день предъявления обвинения у здания Следственного комитета. Как отметил обвиняемый, по внешнему виду она выглядела старше своего возраста, поэтому сомнений в том, что С. был не осведомлен о ее возрасте, у него не возникло. При этом он добавил, что ранее он защищал интересы матери Х. в гражданском процессе и у нее были неприязненные к нему отношения.

Позднее знакомая Го. пригласила адвоката в свой офис, где он встретился с Х., С. и его сестрой Бу. Тогда Го. сообщила, что они ее знакомые и готовы заключить с ним соглашение на оказание юрпомощи. Адвокат объяснил С., что уже принял на себя его защиту и заключение соглашения ничего не изменит. Он также разъяснил несколько вариантов исхода дела: примириться с матерью Х. и признать свою вину; допустить, что контакт у Х. был не с ним, а с другим молодым человеком, полностью не признавать свою вину; сообщить о неосведомленности С. о ее возрасте во время полового акта, так как он говорил об этом при первой их встрече у следователя. Он предложил им подумать, отметив, что выбор зависит только от С. При этом, как сообщил обвиняемый, тогда Х. отметила, что с ее матерью примириться невозможно. Далее Бу. заключила с ним соглашение об оказании юридической помощи и внесла аванс. Адвокат пояснил, что никаких уговоров потерпевшей изменить показания не было, как и умысла на это.

Обвиняемый указал, что в ходе предварительного следствия на встрече с С. он спросил, почему Х. сообщила о его осведомленности относительно ее возраста, на что тот сообщил, что девушка хочет поменять показания. Адвокат поддержал это.

В суде Б. отмечал, что знал о первоначальных показаниях Х., поскольку они оглашались при избрании меры пресечения. Их с С. неоднократно вызывали на очные ставки, которые постоянно срывались. 30 ноября 2020 г. Х. дала показания о неосведомленности С. о ее возрасте. Обвиняемый подчеркивал, что личных встреч или телефонных разговоров с Х. не было и С. никогда не передавал ему телефон во время их разговора с ней. По просьбе матери потерпевшей он встречался с ней для смягчения отношений между подзащитным и законным представителем потерпевшей. Во время встречи он попросил, чтобы Х. сказала правду.

Обвиняемый рассказал, что 9 марта 2021 г. в 13:30 по просьбе С. встретился с ним возле магазина. С ним была Х., которая сказала, что боится идти в суд, на что Б. ответил, что она на следствии все рассказала, если суд ей не поверит, то ответственность не понесет, так как не достигла возраста привлечения к уголовной ответственности. Данный разговор был записан адвокатом на аудио. В суде в тот день Х. дала показания о неосведомленности С. о ее возрасте. Позже между С. и Х. произошел конфликт, отношения испортились, С. нанес Х. побои. После этого Х. изменила показания и сообщила суду, что адвокат вместе с С. уговорили ее дать ложные показания, а также что С. оказал на нее давление.

Б. обратил внимание, что его задержали в августе 2021 г., в его доме провели обыск с целью изъятия адвокатского производства по делу С. Также был изъят телефон, а когда его вернули, записи разговора от 9 марта 2021 г. уже не было. Он посчитал, что следователь превысил свои полномочия, и просил признать его действия незаконными.

Показания свидетелей

Свидетель Го. в судебном заседании пояснила, что является юристом. В конце октября 2020 г. знакомая Бу. вместе С. и Х. обратилась к ней, но поскольку она не осуществляет представительство в суде по уголовным делам, то пригласила знакомого адвоката Б., который на тот момент уже был защитником С. по назначению следователя. По приезду Б. обсудил с С. дело, план действий и условия соглашения. Го. не участвовала в обсуждении, но слышала, как С. рассказал, что мать Х. вскрыла личную переписку и узнала об интимных отношениях дочери с ним. Свидетель сообщила суду, что Б. разъяснил С. три варианта выхода из ситуации. При этом Б. не предлагал Х. дать неправдивые показания, он обсуждал варианты только с С., уточнив, что выбор за ними.

В свою очередь, С. не подтвердил показания, данные 31 декабря 2021 г. в ходе предварительного следствия, в части того, что Б. просил Х. поменять показания. Он указал, что до возбуждения уголовного дела в отношении него не знал возраст Х. Свидетель сообщил следователю о том, что знал о ее возрасте, так как испугался ответственности. При этом С. подтвердил показания, данные в судебном заседании, о том, что он лично просил Х. изменить показания, а Б. – не просил ее изменить показания и не общался с ней по телефону, каких-либо указаний относительно изменения показаний адвокат ей не давал.

Свидетель См., мать С., в суде указала, что осенью 2019 г. познакомилась с Х., когда та приехала к ним домой. Тогда она сообщила, что ей 16 лет и она дружит с ее сыном. Х. выглядела старше своих действительных лет, была рассудительной. См. и ее дочь Бу. пытались отговорить С. встречаться с Х., узнав о ее возрасте, но та постоянно приезжала к ним домой. По словам свидетеля, мать Х. знала об этих отношениях и отпускала дочь к ним. Позже, во время ссоры Х. с матерью, С. увидел, как она бьет Х., и хотел ее защитить. В результате возник конфликт, и мать Х. написала заявление в полицию, после чего было возбуждено уголовное дело.

В свою очередь, свидетель Х. в суде показала, что в октябре 2020 г. она встретилась с Б. в офисе Го., где обсуждали, что можно сказать в суде. По ее словам, Б. сказал С., что если он будет адвокатом по назначению, то все будет по закону, а если по соглашению, то есть разные варианты. Они решили, что лучший вариант − соврать о возрасте. После этого С. передавал ей указания Б. о том, что не нужно идти в судебное заседание, при этом Б. не просил ее изменить показания.

Х. указала, что в ноябре 2020 г. ушла из дома из-за ссоры с матерью и обратилась к Го., которая предложила написать заявление о помещении в СРЦ. Там ей провели судебно-психиатрическую экспертизу, на которой она первый раз соврала, что С. не знал о ее возрасте. Потом она повторила это следователю.

По ее словам, инициатором встречи 9 марта 2021 г. у магазина был именно Б. При встрече он напомнил ей, что в суде нужно сказать, что С. не знал о ее возрасте и что с матерью у них плохие отношения. При этом Б. при разговоре с ней не высказывал угроз, не оказывал давления. Позднее, в марте 2021 г., она дала правдивые показания в суде о том, что С. знал о ее возрасте. С этого времени они не общаются. Просил ли Б. ее совсем не давать показания, она не помнит.

Свидетель Бу. в своих показаниях указала, что с Б. в офисе Го. было две встречи, а не одна. Она отметила, что С. рассказал ей о звонке Б., которой через него передавал информацию для Х., но какую именно, ей неизвестно. Также она указала, что при ней Х. один раз звонила Б., говорили о ее помещении в СРЦ, про показания речи не было. Она не помнит, просил ли адвокат изменить показания Х. Свидетель слышала от С. и Б., как они говорили Х.: «Держись, говори так, как решили, про возраст». При этом адвокат на нее не оказывал давления, только говорил: «Начала так говорить – так и говори до конца». Кроме того, она добавила, что Б. при первой встрече не давал указание Х., что нужно сказать про возраст.

В суде свидетель Р. – следователь по делу в отношении С. – рассказал, что, когда адвокат спросил С., знал ли он о том, что девочке не было 14 лет на момент первого полового акта, тот ответил, что не знал. Поскольку С. уже написал явку с повинной, Р. предупредил его, что в случае изменения показаний он выйдет в суд с ходатайством об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу. Тогда С. сообщил, что вспомнил про возраст. Б. сказал, что они дадут краткие показания, пока будут соглашаться с подозрением, а потом решат, что делать. В ходе предварительного следствия ему жалоб от Х., в том числе на адвоката Б., не поступало. Ее мать просила изменить меру пресечения С. на более строгую, потому что он продолжал общаться с Х. На тот момент девочка находилась под влиянием С., свою мать она воспринимала с агрессией, поскольку та мешала им встречаться. По словам следователя, Х. хотела, чтобы С. понес минимальное наказание. При написании явки с повинной С. признавал факт полового акта с несовершеннолетней дома, пояснив, что это случилось на ее 14-летие. При первой встрече с адвокатом С. сказал, что признает вину, но сообщил, что не знал про ее возраст. Адвокат разъяснил ему ст. 51 Конституции и что он может не давать показания.

Свидетель У., которая является родственницей Б., в судебном заседании сообщила, что работает детским психологом. В 2019 г. к ней обратилась мать Х. из-за плохих взаимоотношений с дочерью, а также сообщила, что она связалась с плохой компанией. До 11 лет Х. воспитывалась бабушкой, проявляла демонстративное поведение. В 12 лет с Х. был пройден курс коррекции поведения. Через какое-то время Х. рассказала про мальчика, что у них была близость, мать узнала и подала заявление в полицию, было возбуждено уголовное дело. Со слов Х., мальчик был осужден, а также было возбуждено уголовное дело против адвоката. Х. переживала за мальчика и говорила, что адвокат не виноват, он сказал ей говорить только правду. Как указала свидетель, у Х. была склонность ко лжи как способу защиты.

Суд первой инстанции вынес обвинительный приговор

Изучив материалы дела, Шуйский городской суд указал, что показания Х. о примененном к ней психологическом воздействии со стороны адвоката Б. с целью склонить ее к даче ложных показаний об осведомленности подсудимого о ее возрасте во время полового акта, которое она называет «как манипуляции с его стороны», носят стабильный и непротиворечивый характер. Кроме того, показания Х. об оказании на нее давления со стороны Б. подтверждены аудиозаписями разговоров между ним и ее матерью.

Отдельные расхождения и неточности, а также количество личных контактов с Б. по телефону и через С. суд отнес к несовершеннолетнему возрасту свидетеля и длительному времени, прошедшему с момента событий. Однако, заметил суд, свидетель уверенно пояснила механизм телефонных контактов, а именно то, что Б. звонил по телефону С., который затем передавался Х. и разговоры шли между ними. Подсудимый также подтвердил наличие одного телефонного разговора между ним и Х. после прослушивания стенограммы его разговоров с С. Суд также отметил, что у Х. нет оснований для оговора подсудимого.

Суд отнесся критически к показаниям С., данным в судебном заседании, из-за их противоречивости. Он посчитал, что они опровергаются в том числе его собственными показаниями на предварительном следствии. Он также критически отнесся к показаниям свидетеля У. о том, что у Х. имеется склонность ко лжи, отметив, что У. не является экспертом, ее показания не основаны на каком-либо исследовании, не обоснованы научно. Кроме того, свидетель находится в родственных отношениях с Б.

Суд отклонил доводы подсудимого о том, что записи разговоров с С. не содержат диалогов с Х., посчитав, что записи были предоставлены не в полном объеме. В детализации по номеру подсудимого и списку аудиозаписей, предоставленных в суд, были расхождения. К тому же приложения на телефоне позволяют пользователю стереть аудиозапись, когда памяти на телефоне становится недостаточно, о чем показал и подсудимый. Также им самим не оспаривается, что часть аудиозаписей приложения не сохранилась, в том числе аудиозапись его разговора во время встречи с С. и Х. 9 марта 2021 г. у магазина.

Доводы подсудимого о допущенных следователем нарушениях норм уголовно-процессуального законодательства при производстве обыска в его жилище суд признал обоснованными в части изъятия в ходе обыска телефона Б. Изъятие телефона было произведено с нарушением ч. 2 ст. 450.1 УПК, поскольку судебным решением было разрешено производство обыска в целях отыскания и изъятия адвокатского производства. Однако допущенные нарушения не являются основанием для признания недопустимыми доказательствами протокола обыска и изъятого в ходе его адвокатского производства, признанного вещественным доказательством, поскольку обыск был проведен на основании судебного разрешения, процедура его производства не нарушена. Мобильный телефон Б. не признан вещественным доказательством, возвращен владельцу и использован стороной защиты в качестве доказательства, указал суд первой инстанции.

Суд посчитал необоснованными доводы подсудимого и его защитников о том, что ст. 303 УК о фальсификации доказательств неприменима к адвокату, потому что адвокат никакие доказательства в процессуальном смысле не собирает, а их формируют и собирают только лица, ответственные за проведение процесса − дознаватель, следователь, прокурор и судья. По мнению суда, способом фальсификации доказательства адвокатом Б. является незаконное воздействие на существующий носитель доказательственной информации, а именно воздействие на потерпевшую с целью дачи ею ложных показаний относительно обстоятельств преступления, совершенного в отношении нее С., и, таким образом, формирование доказательства по уголовному делу в отношении С. с заведомо искаженными, ложными данными, то есть его фальсификация.

Таким образом, Шуйский городской суд признал Б. виновным и назначил ему наказание в виде двух лет лишения свободы, а также лишил его права заниматься адвокатской деятельностью сроком на два года.

Доводы апелляционных жалоб осужденного и его защитников

В апелляционной жалобе Б. указал, что суд не учел, в частности, показания У., Го., С. и Х., а также не указал основания, в связи с которыми при наличии противоречивых доказательств принял их в части подтверждающих обвинение, но отверг в той мере, в какой они указывают на обратное.

По мнению Б., суд допустил существенное нарушение уголовно-процессуального закона, которое выразилось в отказе рассмотрения вопроса об изменении подсудности дела, а также в нарушении процедуры допроса свидетелей, что повлекло нарушение права на защиту. Б. указал, что суд первой инстанции неправильно применил уголовный закон, поскольку была применена не та норма Особенной части УК РФ, а также не учел п. 13 Постановления Пленума ВС от 28 июня 2022 г. № 20 «О некоторых вопросах судебной практики по уголовным делам о преступлениях против правосудия», в котором разъяснено о ст. 303 УК как о действиях по умышленному предоставлению заведомо поддельных предметов и документов, которые он суду не предоставлял, поскольку протокол допроса потерпевшей и протокол судебного заседания по уголовному делу не составлял. 

Б. подчеркнул, что ст. 303 УК не применима в его отношении, поскольку он не осуществляет сбор и закрепление доказательств. Ссылаясь на п. 7 ст. 10 КПЭА, он указал, что в его действиях отсутствует субъективная сторона указанного преступления, поскольку он выступает на стороне доверителя и исходит из презумпции достоверности предоставленных ему документов и сведений, а также не проводит их дополнительную проверку. В этой части он утверждал, что С. сообщал ему о своей неосведомленности о возрасте Х. Кроме того, в суде Х. не сообщила об оказании на нее морального и психологического давления адвокатом по телефону.

В апелляционной жалобе защитник осужденного – адвокат Марк Цветков – просил отменить приговор и оправдать Б. в связи с отсутствием в деянии состава преступления. Он указал на несоответствие требованиям ст. 297 УПК, на неправильное применение уголовного закона, противоречие приговора фактическим обстоятельствам дела.

В дополнениях к апелляционной жалобе Марк Цветков указывал, что сторона защиты неоднократно высказывала мнение о заинтересованности и необъективности суда, органов предварительного следствия и прокуратуры, мотивируя такую позицию тем, что Б. инкриминируется преступление против правосудия. По его мнению, предъявленным обвинением могли быть затронуты интересы государственного обвинения в лице Шуйской межрайонной прокуратуры, а также Шуйского городского суда, в производстве которого ранее находилось уголовное дело в отношении осужденного С.

Адвокат отметил, что форма предоставления защитником показаний потерпевшей в орган предварительного следствия и в суд не отражена в обвинении. Ссылаясь на положения ст.74 УПК, он посчитал, что искажение показаний потерпевшей, указанное в обвинении в качестве элемента объективной стороны преступления, не свидетельствует о фальсификации протоколов, в которых они зафиксированы. Также Марк Цветков указал на неконкретность обвинения в части способа преступления – совершения «запрещенных уголовным и уголовно-процессуальным законодательством средств и способов защиты».

В свою очередь, адвокат Игорь Баранов в жалобе отметил, что в приговоре не приведено доказательств виновности Б., а расследование проведено с грубыми нарушениями фундаментальных норм УПК, поскольку не установлены в полном объеме обстоятельства, подлежащие доказыванию в соответствии со ст. 73 УПК. Он указал на лукавство потерпевшей Х. по уголовному делу в отношении С., а также неискренность и противоречивость ее показаний по делу в отношении Б., ссылаясь на показания свидетеля У. о склонности Х. ко лжи, а также на аудиозапись в части собственных пояснений Х. о планируемом поведении в суде первой инстанции. Со ссылкой на положения ст. 389.15 УПК он посчитал, что судебное разбирательство по делу в отношении Б. не было справедливым, в связи с чем имеются достаточные основания для отмены обвинительного приговора и оправдания осужденного.

Апелляция оставила обвинительный приговор в силе

Рассмотрев дело, Ивановский областной суд посчитал необоснованными доводы апелляционных жалоб в той части, в которой ставится вопрос о недостоверности показаний Х. Эти доводы фактически сводятся лишь к негативной оценке ее поведения в различных бытовых ситуациях, конфликтных отношений с матерью, бунтарства, что само по себе не ставит под сомнение объективность ее показаний. Апелляция указала, что утверждения о явной склонности Х. к сообщению недостоверной информации, неоднократном и систематическом искажении значимых обстоятельств являются субъективным мнением авторов апелляционных жалоб, которое в полной мере опровергается заключением экспертизы от 25 ноября 2020 г. об отсутствии у нее склонности к патологическому фантазированию. Стороны не привели каких-либо объективных данных, ставящих под сомнение показания Х.

Также апелляция признала необоснованными доводы защиты и осужденного о недопустимости допроса свидетеля С. без участия защитника. Суд указал, что участие адвоката при допросе свидетеля не является обязательным, а С. сам письменно отказался от его участия. Также отсутствуют данные, свидетельствующие об оказании на С. воздействия со стороны третьих лиц в ходе предварительного следствия, что повлияло на самостоятельность принимаемых им решений и объективность сообщенных им сведений, С. не сообщал об этом при рассмотрении дела. Апелляция согласилась с первой инстанцией, что последующее изменение показаний свидетелем является способом оказать содействие Б. в избежании ответственности за преступление, что в полной мере соответствует занятой последним линии защиты от предъявленного обвинения.

Областной суд посчитал, что первая инстанция подробно проанализировала показания свидетелей У., Го., Бу. А то, что ранее адвокат Б. представлял интересы матери Х. в рамках гражданского дела, не свидетельствует о наличии у нее оснований для оговора осужденного.

Апелляция отметила, что суд первой инстанции в полной мере учел разъяснения Постановления Пленума ВС от 28 июня 2022 г. № 20, а также принял во внимание особенности доказывания в различных видах судопроизводства применительно к тем требованиям, которые регламентированы УПК. Она признала правильным вывод первой инстанции о том, что в силу ст. 74 УПК показания потерпевшего являются самостоятельным доказательством. В связи с этим доводы жалоб о том, что адвокат Б. не совершал действий по фальсификации протокола допроса потерпевшей, равно как протокола судебного заседания, не имеют существенного значения, поскольку указанные действия Б. в обвинении инкриминированы не были. Умышленные действия адвоката, осуществлявшиеся им на протяжении всего производства по делу, фактически были направлены на то, чтобы первоначально органы предварительного следствия, а затем и суд приняли в качестве доказательства показания потерпевшей, которые в результате его целенаправленного воздействия на нее не отвечали критерию достоверности, то есть были направлены на фальсификацию показаний потерпевшей как доказательства по делу.

По мнению апелляционного суда, первая инстанция верно исходила из того, что умысел осужденного был направлен на фальсификацию, то есть существенное искажение фактических данных, имеющих доказательственное значение для дела. Суд пояснил, что способом совершения Б. преступления явилось неоднократное воздействие на Х., в результате которого было сформировано и представлено органу предварительного следствия и суду порочное с точки зрения достоверности доказательство – показания потерпевшей. Неоднократное общение адвоката Б. с С. в присутствии Х., о процессуальном статусе и показаниях которой он был осведомлен, сообщение им в ходе таких встреч о такой выгодной для С. процессуальной ситуации, которая явно противоречила интересам потерпевшей и при которой она должна была дать ложные показания, а также осуществленное Б. разъяснение последней о том, что она в силу возраста не подлежит уголовной ответственности за такие совершаемые ею действия, были явно направлены на преодоление возможных сомнений Х., то есть носили характер уговоров.

В связи с этим, указал областной суд, не имеет значения то обстоятельство, что адвокат как субъект уголовного судопроизводства не наделен уголовно-процессуальным законом самостоятельными полномочиями по процессуальному оформлению доказательств, за исключением предусмотренных ст. 86 УПК полномочий, поскольку объектом фальсификации в данном случае выступает не протокол следственного или судебного действия, а такое самостоятельное доказательство, как показания потерпевшей на предварительном следствии и в суде. Апелляция подчеркнула, что Б., имея статус адвоката и являясь участником уголовного судопроизводства, в силу профессиональных навыков был осведомлен о порядке сбора и оформления показаний потерпевшей органами предварительного следствия, а также их предоставления суду, в связи с чем тот факт, что показания потерпевшей были отнесены к числу доказательств и представлены суду стороной государственного обвинения, не имеет принципиального правового значения.   

Апелляционный суд согласился с выводом первой инстанции и о том, что Б. сам несет ответственность как исполнитель преступления по ст. 303 УК, поскольку был достоверно осведомлен о недостижении Х. возраста привлечения к уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Таким образом, утверждение апелляционных жалоб, о том, что адвокат не может выступать субъектом указанного преступления и в силу правовой природы процессуального статута защитника не подлежит уголовной ответственности, не основаны на законе, определившем круг специальных субъектов фальсификации доказательств, к числу которых отнесен и адвокат по уголовному делу.

Ивановский областной суд указал, что доводы о том, что приговор от 15 апреля 2021 г. в отношении С. не содержит выводов о признании показаний потерпевшей недопустимым доказательством, опровергаются выводами первой инстанции о виновности Б. в совершении преступления. Исследованные показания Х. в рамках указанного дела были оценены судом в соответствии с принципами, закрепленными в ст. 88 УПК. Придя к выводу об отсутствии оснований для признания их в соответствии со ст. 75 УПК недопустимым доказательством, суд обоснованно дал им оценку с точки зрения достоверности и привел в приговоре достаточные выводы, в связи с которыми признал достоверными первоначальные показания Х., данные ею на предварительном следствии, что в полной мере согласуется с приведенными в приговоре выводами о целенаправленных действиях Б. по фальсификации доказательства по делу путем умышленного искажения его содержания.

Вопреки утверждению осужденного, суд первой инстанции обоснованно возвратил ходатайство об изменении территориальной подсудности уголовного дела его заявителю Б. в соответствии с положениями ч. 1.1 и 2 ст. 35 УПК в их взаимосвязи с ч. 5 ст. 231 УПК, учитывая, что на момент подачи ходатайства судебное разбирательство по делу было начато. При этом, выяснив позицию сторон и убедившись в отсутствии ходатайств об отводе в соответствии со ст. 61–64 УПК, суд первой инстанции пришел к правильному выводу об отсутствии препятствий для рассмотрения уголовного дела.

Довод апелляционных жалоб об иной заинтересованности судьи в исходе дела, а также о том, что в силу специфики объекта преступного посягательства и направленности преступления против правосудия в исходе уголовного дела заинтересованы как органы предварительного следствия, так и сторона обвинения в лице Шуйской межрайонной прокуратуры, а также судьи Шуйского городского суда, являются субъективным необоснованным мнением их авторов, не свидетельствуют о наличии оснований для возврата дела прокурору в прядке ст. 237 УПК. То обстоятельство, что уголовное дело по обвинению С., в отношении которого постановлен обвинительный приговор, также находилось в производстве Шуйского городского суда, не свидетельствует о какой-либо заинтересованности председательствующего, а также иных государственных органов стороны обвинения в исходе дела и не является основанием для отвода (самоотвода) в соответствии с положениями главы 9 УПК.

В итоге 10 октября Ивановский областной суд оставил приговор в силе.

Кассационная жалоба

В ноябре Б. и его защитники обжаловали судебные акты во Второй кассационный суд общей юрисдикции. В жалобе (есть у «АГ») отмечается, что п. 13 Постановления Пленума ВС от 28 июня 2022 г. № 20 однозначно разъясняет, что в диспозиции ст. 303 УК под доказательствами подразумеваются заведомо поддельные предметы и документы. В свою очередь, Б. поддельных предметов и документов не представлял.

Также в жалобе указано, что в апелляционном определении отсутствует надлежащая оценка доводов апелляционных жалоб, в том числе о неконкретном и противоречивом характере обвинения, об отсутствии самого предмета преступного посягательства, предусмотренного ст. 303 УК РФ, при предоставлении ложной доказательственной информации в устных показаниях. Б. настаивает, что все показания свидетеля Х. непоследовательны и противоречивы, а следовательно, недостоверны.

Отмечается, что, согласно абз. 2 п. 10 Постановления Пленума ВС № 20, принуждение свидетеля, потерпевшего к даче ложных показаний, эксперта, специалиста к даче ложного заключения или переводчика к осуществлению неправильного перевода, а равно принуждение указанных лиц к уклонению от дачи показаний, совершенные лицом, не осуществляющим производство предварительного следствия или дознания по соответствующему уголовному делу и не действующим с ведома или молчаливого согласия следователя либо дознавателя, при наличии к тому оснований квалифицируются по ч. 2, 3 или 4 ст. 309 УК РФ. «В своей позиции сторона защиты указала именно на существо обвинения, сводящееся к ст. 309 УК РФ, а не к ст. 303 УК РФ, в частности при наличии со стороны осужденного оказания морального давления (установлено судом). Эти обстоятельства также не получили должной оценки суда апелляционной инстанции», – указывается в кассационной жалобе.

В связи с этим Б. просит Второй КСОЮ отменить судебные акты и прекратить уголовное дело за отсутствием в его действиях состава преступления.

Комментарии защитников и председателя Комиссии по защите прав адвокатов АП ИО

Адвокат Марк Цветков рассказал, что защиту адвоката Б. он осуществляет с момента возбуждения уголовного дела. По его мнению, данное дело является крайне опасным прецедентом в судебной практике. «По сути, Б. осужден за то, что он общался с потерпевшей по уголовному делу в неформальной обстановке, якобы убедил ее согласиться с показаниями своего доверителя и дать на предварительном следствии и в судебном заседании показания, аналогичные тем, что давал обвиняемый на стадии предварительного расследования относительно осведомленности о ее возрасте на момент совершения им преступления. Б. не обвинялся в том, что угрожал потерпевшей, шантажировал или подкупал ее. Судом установлено, что Б. не был участником или очевидцем преступления, а потому не мог заведомо знать о том, что его доверитель сообщает ему сведения о своей неосведомленности о реальном возрасте потерпевшей на момент совершения им преступления, не соответствующие действительности», − отметил защитник.

Он подчеркнул, что общение адвоката с участниками уголовного дела со стороны обвинения уголовным законом и законодательством об адвокатуре не запрещено. Убеждать участников стороны обвинения (потерпевшего, следователя, прокурора) в том, что их позиция не соответствует фактическим обстоятельствам дела, также не запрещено. При этом, добавил Марк Цветков, защитник обязан руководствоваться при установлении обстоятельств по уголовному делу в первую очередь той версией, которую ему сообщил его доверитель, если, конечно, он себя не оговаривает. «Получается, что Б. осужден за то, что активно осуществлял защиту своего доверителя в строгом соответствии с требованиями закона. С трудом можно себе представить, чтобы подобный подход был применен следственными и судебными органами к следователю или сотруднику органа дознания, который под обещание не заключать подозреваемого или обвиняемого под стражу убедил бы его признаться в совершении преступления, которого он не совершал, то есть оговорить себя. А ведь такая практика в открытую применяется. Много ли у нас заведено дел в отношении следователей и дознавателей, когда в итоге в отношении оговорившего себя под таким давлением лица прекращается уголовное преследование? Сразу скажу: их нет», − прокомментировал он.

Адвокат добавил, что, по его мнению, данное уголовное дело инициировано исключительно желанием должностных лиц следственного органа «свести счеты» со своим процессуальным оппонентом за активную позицию по уголовному делу. «Самое страшное, что данная инициатива полностью поддержана судом в форме вынесения обвинительного приговора. В итоге мы столкнулись с реальной угрозой того, что участники дела со стороны обвинения получают реальную возможность использовать любую фразу защитника по уголовному делу, высказанную в их адрес, в качестве повода для инициирования в отношении него уголовного преследования за совершение преступления против правосудия. Надеюсь, что кассационная инстанция даст объективную оценку процессуальным нарушениям, допущенным судами первой и апелляционной инстанций, которые выявила сторона защиты, и отменит обвинительный приговор в отношении адвоката Б.», − резюмировал Марк Цветков.

Адвокат Игорь Баранов отметил, что суд посчитал, что Б. не склонил потерпевшую к даче заведомо ложных показаний, а незаконно воздействовал на существующий носитель доказательственной информации, а именно воздействовал на потерпевшую Х. с целью дачи ею ложных показаний относительно обстоятельств преступления. «Тем самым суды фактически проигнорировали ряд норм уголовного закона – ст. 307 и 309 УК, которые относятся к категории небольшой тяжести. Судебная практика не содержит прецедентов по факту осуждения адвоката по ст. 303 УК при подобных обстоятельствах. Статья 303 УК о фальсификации доказательств неприменима к адвокату в принципе, потому что адвокат никакие доказательства в процессуальном смысле не собирает. В процессуальном смысле доказательства собирают и формируют только лица, ответственные за проведение процесса в конкретных стадиях судопроизводства, – дознаватель, следователь, прокурор и судья. В процессуальном смысле собирают, проверяют и оценивают доказательства только уполномоченные на это субъекты, которые действуют в строго определенных процессуальных формах. И поэтому адвокат не в силах придать сведениям, которые он собирает, свойство допустимости», − отметил защитник.

Он подчеркнул, что сторона защиты не раз указывала суду, следствию и прокуратуре как стороне государственного обвинения на их заинтересованность в необъективном рассмотрении уголовного дела, поскольку Б. вменялось совершение преступления против правосудия. «Фактически, хоть это прямо и не указано в тексте предъявленного ему обвинения, описанными в нем преступными действиями затрагивались интересы исключительно прокуратуры и суда, на рассмотрении в котором находилось уголовное дело в отношении подзащитного адвоката, в связи с которым он якобы совершил преступление. Из текста обвинительного заключения, а теперь и из приговора прямо следует, что адвокат в результате совершения преступления воспрепятствовал расследованию уголовного дела и его рассмотрению судом. То есть из текста предъявленного обвинения было очевидно, что должностные лица, осуществлявшие уголовное преследование в отношении подзащитного адвоката и рассматривавшие его дело в суде, – это непосредственные интересанты в исходе дела, а точнее в процессуальной “расправе” над адвокатом как участником уголовного процесса, который, по их мнению, помешал им объективно расследовать и рассматривать уголовное дело в отношении своего подзащитного. Собственно, включение адвоката в перечень лиц, в отношении которых применяются требования гл. 52 УПК при производстве по уголовным делам, подтверждает данную позицию защиты. Именно поэтому уголовное дело в отношении него может возбудить исключительно руководитель следственного органа СК России по субъекту РФ, − заключил Игорь Баранов.

Председатель Комиссии по защите прав адвокатов АП Ивановской области Олег Бибик рассказал, что обращение адвоката Б. о привлечении его к уголовной ответственности рассматривалось Комиссией и по поручению палаты он принял участие в рассмотрении уголовного дела в судах первой и апелляционной инстанций. «В качестве события преступления – фальсификации доказательств − Шуйским городским судом была представлена устная консультация, данная адвокатом Б. своему доверителю в соответствии с положениями Закона об адвокатуре. Он разъяснял положения ст. 303 УК. То обстоятельство, что доверителем С. и его близкими, присутствующими при этом, была избрана наиболее благоприятная для них позиция в рамках полученной консультации, не говорит о выборе ими позиции под давлением со стороны адвоката и не свидетельствует о том, что ложные показания были даны несовершеннолетней потерпевшей Х. под воздействием со стороны адвоката», − полагает он.

Олег Бибик отметил: в судебном заседании все три свидетеля сообщили, что они уже дома самостоятельно и без какого-либо влияния Б. решили, что будут придерживаться версии о неосведомленности С. о 13-летнем возрасте Х. как наиболее приемлемой и благоприятной для него. «Абсурдность обвинения и явное искажение самой сути уголовного закона в деле Б. создают опаснейший прецедент для адвокатского сообщества. С таким подходом любой адвокат может быть произвольно осужден только лишь на основании того, что кому-то вдруг захочется квалифицированную юридическую помощь в форме разъяснения закона выдать за оказание морального давления со стороны адвоката», − полагает он.

Олег Бибик добавил, что он обращал внимание судов на неправильное применение в этом деле уголовного закона. Он пояснил, что, даже если допустить, что адвокат Б. совершал какие-то действия, в которых суд усмотрел принуждение к даче заведомо ложных показаний, квалификация его действий по ст. 303 УК возможна, как следует из разъяснений Пленума ВС РФ, только при наличии доказательств осведомленности или молчаливого согласия на то следователя, что судом не было установлено. «Но этот довод не только не получил какой-либо оценки в судебных решениях, но даже не был упомянут судами первой и апелляционной инстанций», − резюмировал адвокат.

Марина Нагорная