Дорога без начала и конца?

Вряд ли можно считать благодарным занятием поиск «абсолютной правильности»

---

Адвокатура в очередной раз демонстрирует принципиальную невозможность сформировать общую позицию. Теперь – в отношении законопроекта № 469485-7. Хотя нет, наверное, так только кажется. В действительности российская адвокатура демонстрирует единство. На заседании Совета ФПА РФ единая позиция была сформирована. И поддержана абсолютным большинством голосов. При предварительном одобрении большинства региональных палат. Но есть голоса против.

Если бы писал заметку про формирование общей позиции российской адвокатуры, сказанным бы и ограничился. Несмотря на отдельные критические замечания, российская адвокатура полагает, что законопроект соответствует ее интересам. И добавил бы, что высказанное Адвокатской палатой Воронежской области мнение – не просто решение регионального совета, а позиция, сформированная на основании пусть не сплошного, но в достаточной мере представительного опроса адвокатов, вообще не выявившего противников законопроекта.

Вопросы о том, может ли российская адвокатура иметь общее мнение и является ли выразителем этого мнения Совет ФПА РФ, конечно же, непростые. Сам считаю, что не только может, но во многих случаях (в частности, в обсуждаемом) должна, и убежден, что формироваться оно должно в конечном итоге именно в органах Федеральной палаты адвокатов.

Однако пишу не о возможности и необходимости общей позиции для адвокатуры, а о критических оценках и отношении к ним. Вернее – о критической оценке проекта Адвокатской палатой г. Москвы (точнее – ее Советом) и Генри Резником. Поскольку она обстоятельна, включает научную аргументацию и является последовательной.

К примеру, позиция одной из региональных палат тоже активна и достаточно аргументированна. Однако если лидер этой палаты посредством конференции продлил свои полномочия на третий срок, его мнение о недопустимости того же самого в законопроекте становится любопытным, но не более.

В Совете АП г. Москвы (точнее – у Генри Марковича) убеждения и действия не расходятся. И доводы заслуживают того, чтобы над ними задуматься.

Правда, иное отношение – к поиску «правильности» в законопроекте. Вряд ли можно считать поиск «абсолютной правильности» благодарным занятием. Скорее, это вопрос точки зрения и соответствия чьим-либо, персональным или коллективным, интересам и убеждениям.

Допустим, в одних палатах абсолютное большинство членов самодостаточны, имеют высокий уровень доходов и большие возможности для профессионального роста. Им единый центр и общие подходы к правилам профессии, скорее, не нужны, и любая возможность централизации восприниматься ими будет как обременение, ограничение автономии, свободы воли или вообще узурпация власти. Кстати, даже при полном отсутствии такого рода намерений и действий.

В других палатах, в далеких районах отдаленных регионов, где адвокаты, работая, существуют на 20–40 тысяч в месяц или вообще на доходы от защиты по назначению и зачастую испытывают жесткое давление правоохранительных органов, отношение к корпорации, единой ее структуре и согласованности действий иное – все это обязательно нужно.
В итоге рассуждать о «правильности» можно с разных позиций, получая разные результаты.

Но, помимо этого, имеется и системная концептуальная аргументация, относительно которой и хотелось бы высказаться.

* * *
Вначале о так называемой модели адвокатуры. Не соглашусь, что она может быть парламентской или президентской. Дело даже не в неуместности такого рода параллелей (в профессиональной деятельности, в процессе адвокат свободен и нет над ним президента), не во вторичности и производности любой формы (как говорил один из моих учителей, форма – это мехи, в которые можно налить вино, родниковую воду, а можно и самогон).

Применение форм государственного устройства к организации адвокатуры выглядит красиво, но для анализа бесполезно. Смешанная у нас система, особая, специальная. В работающей корпорации, объединенной в некоммерческую организацию, должны быть органы – и различные коллегиальные, и единоличный исполнительный, каждый со своей определенной компетенцией. Если усмотрим дисбаланс – об этом можно говорить и устранять его, причем корпоративными средствами. Однако причем здесь возможность избрания на третий срок?

Рискну сказать, что исторические примеры для вопроса об избрании на третий срок иллюстративны, но не более того. Тот же К.К. Арсеньев избирался председателем Санкт-Петербургского Совета присяжных поверенных семь раз с единственным перерывом, пока не поступил на службу в гражданский кассационный департамент Сената.

В итоге дополнение механизма ротации возможностью избрания конференцией является лишь новым процедурным моментом, не вступающим в противоречие с самой концепцией обновления Совета.

Думается, опасения в доминировании избранного конференцией президента над Советом напрасны. Мне они кажутся умозрительными. В Воронежской областной коллегии (800 адвокатов) председатель всегда избирался конференцией, тем не менее над президиумом не доминировал. И, зная коллег, могу предположить, что получится, если попробует подоминировать (мой предшественник, учитель и друг В.В. Калитвин любил повторять, что командовать адвокатами – все равно, что пасти пчел: закусают).

На вопрос же о том, как избирать на третий срок президента, впервые избранного на конференции, ответ в законопроекте есть: все равно конференцией, потому что в третий раз.

В конце концов, нормы права призваны регулировать существующие отношения. И если абсолютное большинство палат пошли по пути сохранения руководителей на прежних постах более двух сроков, именно этот процесс, а не какой-то придуманный, нужно регулировать и вводить в законные рамки.

* * *
Не могу разделить критики положений проекта о возможности перемещения рассмотрения дисциплинарного производства в КЭС и Совет ФПА РФ в случае, если органы региональной палаты не разделили позицию президента ФПА РФ.

Кстати, согласен, что апелляционная инстанция не вправе давать нижестоящему суду обязательные указания относительно фактов и их квалификации. Ей это не нужно, да и в принципе такие указания невозможны исходя из сущности апелляции. Апелляционная инстанция сама может дать любую оценку фактических обстоятельств и не ограничивается в вопросах квалификации правоотношений. Правда, этот механизм законопроект не использует. Почему?

Все просто, на мой взгляд. Проектом не создается адвокатская судебная или квазисудебная система, не учреждается орган правосудия, не зависящий от адвокатуры и адвокатов. Поэтому сравнения и аналогии с судебной системой, как мне кажется, некорректны.

В адвокатуре вводится механизм, исключительно корпоративный и по-корпоративному демократичный, для обеспечения единообразного понимания и применения положений Закона об адвокатуре и КПЭА. Не судебный.

Есть позиция, что органы Федеральной палаты адвокатов могут формировать общие правила профессии (кстати, некоторые группы адвокатов и в этом праве ФПА РФ отказывают – сами что-то разрабатывают), а вот к их реализации не должны иметь никакого отношения. Собственно, как это? И почему? То есть федеральная адвокатская структура может сказать, как поступать, а как поступают на самом деле, ее уже не касается? Предлагается некая презумпция правомерности решений региональных палат. Но не может быть такой презумпции! Хочу акцентировать внимание на том, что речь идет о правилах корпоративной этики, применение которых в очень небольшой степени может подлежать судебному контролю (если вообще подлежит).

Так вот, к мнению об отсутствии у федеральных органов корпорации права обеспечивать единство практики и соответствующих ему механизмов отношусь как к отрицанию российской адвокатуры, т.е. отрицательно. И всегда хотел узнать, чем федеральные адвокатские структуры, в одну из которых вхожу сам, заслужили подозрения и абсолютное недоверие? Неужели самим фактом своего существования?

Механизм же, предполагающий использование практически всех (кроме Всероссийского съезда адвокатов) институтов нашей адвокатуры, считаю уместным, оптимальным, корпоративным и демократичным.

* * *
Проблему манипулирования свободой передвижения в целях «облегчения» сдачи квалификационного экзамена понимают все. И большинство согласны с тем, что ее нужно решать.

Какие-то варианты решения предлагает Генри Резник. Стоит над ними подумать, хотя предложение действовать самим региональным палатам энтузиазма не вызывает. «Валить» (Генри Маркович этого не предлагал) всех «эмигрантов» без разбора рекомендовать не буду и сам не буду этого делать. Иск палаты о признании претендента не приобретшим право на жилое помещение вызовет любопытство и, скорее всего, улыбки. Но не реагировать вовсе – как-то несимпатично. Кроме того, какая-то одна мера вряд ли позволит решить и снять проблему полностью. Возможно, нужно думать и над другими способами, сформировать механизм взаимодействия региональных палат.

Однако с позицией об абсолютной непригодности предлагаемого проектом варианта не соглашусь. Он будет влиять на ситуацию, может оказаться эффективным и полезным? Да.

Он запрещает переезд и потому незаконен? Нет, пускай «переезжают», но на несколько лет останутся членами палаты, в которой сдавали экзамены. Он препятствует работе в других регионах? Нет, можно вести дела по всей России и даже за рубежом.

Отсутствие в проекте перечня оснований для принятия региональной и согласования Федеральной палатами решения об изменении членства – это его плюс, а не недостаток. Не требуются здесь законодательно определенные критерии. Думаю, это вопрос корпоративного регулирования, и корпорация в состоянии самостоятельно выработать критерии и отличить реальный переезд от притворного.

Или мы не верим сами себе?

Завершить хочу ответом на вопрос заголовка. Хорошая получилась дискуссия, полезная и продолжительная. Но эту дорогу российская адвокатура прошла и решение уже приняла. Вне зависимости от того, что будет далее с законопроектом.