Определение Конституционного Суда Российской Федерации об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Козлова Александра Константиновича на нарушение его конституционных прав пунктом 3 статьи 8 Федерального закона «Об адвокатской деятельность и адвокатуре в Российской Федерации», подпунктом 1 пункта 2 части первой статьи 7 и частью восьмой статьи 8 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности»
27 февраля 2020 г.
№ 322-О
Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В. Д. Зорькина, судей К. В. Арановского, А. И. Бойцова, Н. С. Бондаря, Г. А. Гаджиева, Ю. М. Данилова, Л. М. Жарковой, С. М. Казанцева, С. Д. Князева, А. Н. Кокотова, Л. О. Красавчиковой, С. П. Маврина, Н. В. Мельникова, Ю. Д. Рудкина, В. Г. Ярославцева,
рассмотрев вопрос о возможности принятия жалобы гражданина А. К. Козлова к рассмотрению в заседании Конституционного Суда Российской Федерации,
установил:
1. Гражданин А. К. Козлов, осужденный и отбывающий наказание, утверждает, что подпункт 1 пункта 2 части первой статьи 7 «Основания для проведения оперативно-розыскных мероприятий» и часть восьмая статьи 8 «Условия проведения оперативно-розыскных мероприятий» Федерального закона от 12 августа 1995 года № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» допустили проведение оперативно-розыскных мероприятий, в том числе оперативного эксперимента, в отсутствие документально оформленных и зарегистрированных сведений о признаках подготавливаемого, совершаемого или совершенного противоправного деяния, без вынесения соответствующего постановления и его утверждения руководителем органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность, а пункт 3 статьи 8 «Адвокатская тайна» Федерального закона от 31 мая 2002 года № 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» позволил проводить оперативно-розыскные мероприятия в отношении адвоката в отсутствие судебного решения. По мнению заявителя, применением оспариваемых норм были нарушены права, гарантированные ему статьями 46 (часть 1), 49 и 50 Конституции Российской Федерации.
2. Конституционный Суд Российской Федерации, изучив представленные материалы, не находит оснований для принятия данной жалобы к рассмотрению.
Федеральный закон «Об оперативно-розыскной деятельности» прямо устанавливает, что проведение оперативно-розыскных мероприятий, в том числе оперативного эксперимента, возможно лишь в целях выполнения задач, предусмотренных статьей 2 данного Федерального закона, и только при наличии оснований, указанных в его статье 7, которыми являются, в частности, сведения о признаках подготавливаемого, совершаемого или совершенного противоправного деяния, а также о лицах, его подготавливающих, совершающих или совершивших, если нет достаточных данных для решения вопроса о возбуждении уголовного дела (подпункт 1 пункта 2 части первой); проведение оперативного эксперимента допускается только в целях выявления, предупреждения, пресечения и раскрытия преступления средней тяжести, тяжкого или особо тяжкого преступления, а также в целях выявления и установления лиц, их подготавливающих, совершающих или совершивших, на основании постановления, утвержденного руководителем органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность (части восьмая и девятая статьи 8).
Проведение оперативно-розыскных мероприятий, в том числе оперативного эксперимента, допускается применительно к обстоятельствам, когда уголовное дело еще не возбуждено, но уже имеется определенная информация, которая должна быть проверена (подтверждена или отвергнута) в ходе оперативно-розыскных мероприятий, по результатам которых и будет решаться вопрос о возбуждении уголовного дела, опираясь не на предположения о совершении противоправного деяния и о его субъектах, а на конкретные фактические обстоятельства, обоснованно подтверждающие наличие признаков преступления. В то же время на основании результатов оперативно-розыскной деятельности возможно не только подтвердить, но и поставить под сомнение или опровергнуть сам факт преступления, что имеет существенное значение для разрешения вопроса об уголовном преследовании или отказе от него, а также от применения связанных с ним мер принуждения или ограничений прав личности (определения Конституционного Суда Российской Федерации от 21 мая 2015 года № 1182-О, № 1183-О и № 1184-О, от 27 июня 2017 года № 1419-О, от 28 июня 2018 года № 1468-О, от 29 января 2019 года № 71-О и др.). При этом результаты оперативно-розыскных мероприятий являются не доказательствами, а лишь сведениями об источниках тех фактов, которые могут стать доказательствами только после закрепления их надлежащим процессуальным путем, а именно на основе соответствующих норм уголовно-процессуального закона, т. е. так, как это предписывается статьями 49 (часть 1) и 50 (часть 2) Конституции Российской Федерации (определения Конституционного Суда Российской Федерации от 25 ноября 2010 года № 1487-О-О, от 25 января 2012 года № 167-О-О, от 19 июня 2012 года № 1112-О, от 29 мая 2014 года № 1198-О, от 20 ноября 2014 года № 2557-О, от 29 сентября 2015 года № 2255-О, от 29 марта 2016 года № 479-О, от 28 марта 2017 года № 596-О, от 25 января 2018 года № 184-О и др.).
Следовательно, для проведения оперативно-розыскных мероприятий, в том числе оперативного эксперимента, не требуется наличие доказательств совершения действий, подготовительных к преступлению. Исходя из целей, задач и существа оперативно-розыскной деятельности, проведение в установленном порядке оперативного эксперимента, опирающегося на обоснованные предположения о наличии признаков противоправного деяния и относительно его субъектов, не дает оснований для признания его незаконным. Настаивая на неконституционности норм Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности», А. К. Козлов утверждает о нарушении содержащихся в них предписаний, полагая, что оперативно-розыскные мероприятия в его деле проводились в отсутствие законных оснований и при несоблюдении соответствующих требований. Тем самым, по существу, заявитель предлагает Конституционному Суду Российской Федерации дать оценку не нормам закона, а действиям и решениям конкретных должностных лиц, что не относится к полномочиям Конституционного Суда Российской Федерации.
Что же касается пункта 3 статьи 8 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», то закрепленное в нем требование о проведении оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий в отношении адвоката (в том числе в жилых и служебных помещениях, используемых им для осуществления адвокатской деятельности) на основании судебного решения направлено на обеспечение реализации конституционного права граждан на получение квалифицированной юридической помощи, предполагающей по своей природе доверительность в отношениях между адвокатом и клиентом, сохранение конфиденциальности информации, с получением и использованием которой сопряжено ее оказание, чему, в частности, служит институт адвокатской тайны, призванный защищать информацию, полученную адвокатом относительно клиента или других лиц в связи с предоставлением юридических услуг.
Сведения о преступном деянии самого адвоката не составляют адвокатской тайны, если они не стали предметом оказания юридической помощи ему самому в связи с совершенным им преступлением. Поскольку норма пункта 3 статьи 8 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» о проведении оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий в отношении адвоката на основании судебного решения не устанавливает неприкосновенность адвоката, не определяет ни его личную привилегию как гражданина, ни привилегию, связанную с его профессиональным статусом, постольку она предполагает получение судебного решения при проведении в отношении адвоката лишь тех оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий, которые вторгаются в сферу осуществления им собственно адвокатской деятельности (к каковой в любом случае не может быть отнесено совершение адвокатом преступного деяния, как несовместимого со статусом адвоката, — статья 2, подпункт 2 пункта 2 статьи 9 и подпункт 4 пункта 1 статьи 17 этого Федерального закона) или могут затрагивать адвокатскую тайну (определения Конституционного Суда Российской Федерации от 8 ноября 2005 года № 439-О, от 22 марта 2012 года № 629-О-О, от 17 июля 2012 года № 1472-О, от 24 октября 2019 года № 2743-О и др.).
Следовательно, пункт 3 статьи 8 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» не может расцениваться в качестве нарушающего права заявителя в указанном им аспекте. К тому же из представленных материалов не следует, что он являлся доверителем адвокатов, в отношении которых проводились оперативно-розыскные мероприятия, либо пользовался их юридическими услугами; оценка же допустимости конкретных доказательств, на что, по существу, направлено его обращение, не относится к компетенции Конституционного Суда Российской Федерации.
Исходя из изложенного и руководствуясь пунктом 2 статьи 43, частью первой статьи 79, статьями 96 и 97 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд Российской Федерации
определил:
1. Отказать в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Козлова Александра Константиновича, поскольку она не отвечает требованиям Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», в соответствии с которыми жалоба в Конституционный Суд Российской Федерации признается допустимой.
2. Определение Конституционного Суда Российской Федерации по данной жалобе окончательно и обжалованию не подлежит.
рассмотрев вопрос о возможности принятия жалобы гражданина А. К. Козлова к рассмотрению в заседании Конституционного Суда Российской Федерации,
установил:
1. Гражданин А. К. Козлов, осужденный и отбывающий наказание, утверждает, что подпункт 1 пункта 2 части первой статьи 7 «Основания для проведения оперативно-розыскных мероприятий» и часть восьмая статьи 8 «Условия проведения оперативно-розыскных мероприятий» Федерального закона от 12 августа 1995 года № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» допустили проведение оперативно-розыскных мероприятий, в том числе оперативного эксперимента, в отсутствие документально оформленных и зарегистрированных сведений о признаках подготавливаемого, совершаемого или совершенного противоправного деяния, без вынесения соответствующего постановления и его утверждения руководителем органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность, а пункт 3 статьи 8 «Адвокатская тайна» Федерального закона от 31 мая 2002 года № 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» позволил проводить оперативно-розыскные мероприятия в отношении адвоката в отсутствие судебного решения. По мнению заявителя, применением оспариваемых норм были нарушены права, гарантированные ему статьями 46 (часть 1), 49 и 50 Конституции Российской Федерации.
2. Конституционный Суд Российской Федерации, изучив представленные материалы, не находит оснований для принятия данной жалобы к рассмотрению.
Федеральный закон «Об оперативно-розыскной деятельности» прямо устанавливает, что проведение оперативно-розыскных мероприятий, в том числе оперативного эксперимента, возможно лишь в целях выполнения задач, предусмотренных статьей 2 данного Федерального закона, и только при наличии оснований, указанных в его статье 7, которыми являются, в частности, сведения о признаках подготавливаемого, совершаемого или совершенного противоправного деяния, а также о лицах, его подготавливающих, совершающих или совершивших, если нет достаточных данных для решения вопроса о возбуждении уголовного дела (подпункт 1 пункта 2 части первой); проведение оперативного эксперимента допускается только в целях выявления, предупреждения, пресечения и раскрытия преступления средней тяжести, тяжкого или особо тяжкого преступления, а также в целях выявления и установления лиц, их подготавливающих, совершающих или совершивших, на основании постановления, утвержденного руководителем органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность (части восьмая и девятая статьи 8).
Проведение оперативно-розыскных мероприятий, в том числе оперативного эксперимента, допускается применительно к обстоятельствам, когда уголовное дело еще не возбуждено, но уже имеется определенная информация, которая должна быть проверена (подтверждена или отвергнута) в ходе оперативно-розыскных мероприятий, по результатам которых и будет решаться вопрос о возбуждении уголовного дела, опираясь не на предположения о совершении противоправного деяния и о его субъектах, а на конкретные фактические обстоятельства, обоснованно подтверждающие наличие признаков преступления. В то же время на основании результатов оперативно-розыскной деятельности возможно не только подтвердить, но и поставить под сомнение или опровергнуть сам факт преступления, что имеет существенное значение для разрешения вопроса об уголовном преследовании или отказе от него, а также от применения связанных с ним мер принуждения или ограничений прав личности (определения Конституционного Суда Российской Федерации от 21 мая 2015 года № 1182-О, № 1183-О и № 1184-О, от 27 июня 2017 года № 1419-О, от 28 июня 2018 года № 1468-О, от 29 января 2019 года № 71-О и др.). При этом результаты оперативно-розыскных мероприятий являются не доказательствами, а лишь сведениями об источниках тех фактов, которые могут стать доказательствами только после закрепления их надлежащим процессуальным путем, а именно на основе соответствующих норм уголовно-процессуального закона, т. е. так, как это предписывается статьями 49 (часть 1) и 50 (часть 2) Конституции Российской Федерации (определения Конституционного Суда Российской Федерации от 25 ноября 2010 года № 1487-О-О, от 25 января 2012 года № 167-О-О, от 19 июня 2012 года № 1112-О, от 29 мая 2014 года № 1198-О, от 20 ноября 2014 года № 2557-О, от 29 сентября 2015 года № 2255-О, от 29 марта 2016 года № 479-О, от 28 марта 2017 года № 596-О, от 25 января 2018 года № 184-О и др.).
Следовательно, для проведения оперативно-розыскных мероприятий, в том числе оперативного эксперимента, не требуется наличие доказательств совершения действий, подготовительных к преступлению. Исходя из целей, задач и существа оперативно-розыскной деятельности, проведение в установленном порядке оперативного эксперимента, опирающегося на обоснованные предположения о наличии признаков противоправного деяния и относительно его субъектов, не дает оснований для признания его незаконным. Настаивая на неконституционности норм Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности», А. К. Козлов утверждает о нарушении содержащихся в них предписаний, полагая, что оперативно-розыскные мероприятия в его деле проводились в отсутствие законных оснований и при несоблюдении соответствующих требований. Тем самым, по существу, заявитель предлагает Конституционному Суду Российской Федерации дать оценку не нормам закона, а действиям и решениям конкретных должностных лиц, что не относится к полномочиям Конституционного Суда Российской Федерации.
Что же касается пункта 3 статьи 8 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», то закрепленное в нем требование о проведении оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий в отношении адвоката (в том числе в жилых и служебных помещениях, используемых им для осуществления адвокатской деятельности) на основании судебного решения направлено на обеспечение реализации конституционного права граждан на получение квалифицированной юридической помощи, предполагающей по своей природе доверительность в отношениях между адвокатом и клиентом, сохранение конфиденциальности информации, с получением и использованием которой сопряжено ее оказание, чему, в частности, служит институт адвокатской тайны, призванный защищать информацию, полученную адвокатом относительно клиента или других лиц в связи с предоставлением юридических услуг.
Сведения о преступном деянии самого адвоката не составляют адвокатской тайны, если они не стали предметом оказания юридической помощи ему самому в связи с совершенным им преступлением. Поскольку норма пункта 3 статьи 8 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» о проведении оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий в отношении адвоката на основании судебного решения не устанавливает неприкосновенность адвоката, не определяет ни его личную привилегию как гражданина, ни привилегию, связанную с его профессиональным статусом, постольку она предполагает получение судебного решения при проведении в отношении адвоката лишь тех оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий, которые вторгаются в сферу осуществления им собственно адвокатской деятельности (к каковой в любом случае не может быть отнесено совершение адвокатом преступного деяния, как несовместимого со статусом адвоката, — статья 2, подпункт 2 пункта 2 статьи 9 и подпункт 4 пункта 1 статьи 17 этого Федерального закона) или могут затрагивать адвокатскую тайну (определения Конституционного Суда Российской Федерации от 8 ноября 2005 года № 439-О, от 22 марта 2012 года № 629-О-О, от 17 июля 2012 года № 1472-О, от 24 октября 2019 года № 2743-О и др.).
Следовательно, пункт 3 статьи 8 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» не может расцениваться в качестве нарушающего права заявителя в указанном им аспекте. К тому же из представленных материалов не следует, что он являлся доверителем адвокатов, в отношении которых проводились оперативно-розыскные мероприятия, либо пользовался их юридическими услугами; оценка же допустимости конкретных доказательств, на что, по существу, направлено его обращение, не относится к компетенции Конституционного Суда Российской Федерации.
Исходя из изложенного и руководствуясь пунктом 2 статьи 43, частью первой статьи 79, статьями 96 и 97 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд Российской Федерации
определил:
1. Отказать в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Козлова Александра Константиновича, поскольку она не отвечает требованиям Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», в соответствии с которыми жалоба в Конституционный Суд Российской Федерации признается допустимой.
2. Определение Конституционного Суда Российской Федерации по данной жалобе окончательно и обжалованию не подлежит.
Председатель
Конституционного Суда
Российской Федерации В. Д. Зорькин